Мне все-таки удалось пробить ледяную броню отца. Он резким движением затушил сигару в пепельнице и скрестил руки на груди:
– Я не понимаю твоих претензий, Аста. – Его голос стал на тон выше и резче. – Ты же знаешь систему. Охотнику выгодно, чтобы его темерат прожил без обращения в инфекта как можно дольше. За это в личное дело начисляются серьезные баллы.
– Но и ничего криминального не происходит, если охотнику приходится убивать обращенного в инфекта союзника! Он все равно получает баллы, только меньшие! А если успел сделать достаточно заданий в связке, то и вовсе такие же!
Ноздри отца расширились и задрожали, когда он медленно втянул носом воздух. Пронзил меня бесцветным, как выцветшая бумага, взглядом и сурово поджал губы, что тут же стянулись в тонкую линию.
– Я не понимаю, чего ты хочешь. – Отец медленно опустился обратно в ректорское кресло. Он будто спрятался за своим столом, ставшим между нами преградой.
Настала моя очередь тяжело вздыхать и гневно втягивать ноздрями воздух, который вот-вот раскалился бы от такой обстановки.
Хотелось по-детски топнуть ножкой и вскрикнуть: «Ты меня не слушал! Совсем не слушал!» Но я сдержала этот порыв, наверняка навязанный ядовитой Тьмой, растущей внутри меня, и отчеканила:
– Я хочу, чтобы ты позволил мне доучиться на моем старом факультете. Или хотя бы не связывал союзом с другим охотником. Время сейчас – самый ценный ресурс, и я не могу тратить его на выполнение заданий для чужого личного дела!
В бледных глазах отца пробежала короткая искра раздражения, мигом отразившаяся во мне. Я напряглась, выпрямила спину, хоть и стоять было тяжело. Во мне все еще говорила слабость, но я не могла позволить недугу лишить меня шанса на спасение.
– Почему ты думаешь, что такая вольность сыграет на руку, а не убьет? – с насмешкой отозвался отец.
Я подобралась и подозрительно прищурилась, цепким взглядом вцепилась в лицо мужчины, когда-то бывшего одним из самых близких людей на свете. Однако он смотреть на меня старательно избегал. Наверняка мой измененный вид лишь еще острее напоминал ему о маме.
Меня перекосило от одной лишь мысли об этом, а сердце пронзила обида. Как он смеет скорбеть, зная, что виновен в ее гибели не меньше моего? Как может игнорировать мои просьбы и оставаться глухим к словам собственной дочери? Неужели совсем не боится, что я закончу так же, как и мама?
– Темератов учат держать Тьму под контролем. Может, эти занятия однажды помогут найти лекарство и избавиться от скверны? – продолжал отец, видя, что я безучастна к его словам. – Может, ты будешь той самой темератой, что победит Тьму? И как тогда я могу позволить тебе бросить учебу?