– Знаю, – выдавила из себя улыбку и села на кровать, чтобы не расстраивать себя тоской по минувшим дням. – Пока вроде можно выйти в наш закрытый парк.
– Да, но он очень маленький, – кивнула соседка и осторожно, будто спрашивая разрешения, присела рядом.
Я не была против и в знак согласия криво улыбнулась. Рядом с Эйлин мне становилось легче. Меня успокаивал ее бледно-розовый камень, говорящий о силе самоконтроля, что внушало надежду. Эйлин похожа на лучик веры, слабый и тонкий, но настоящий и искренний.
– Хочешь попасть в общий парк?
– Конечно! – бодро откликнулась Эйлин. Она даже привстала, чтобы увидеть объект своих чаяний. – Все лучше, чем сидеть в четырех стенах. А там столько других ребят… Веселых, сильных, интересных…
Я не стала говорить, что темератов там не жалуют. Со стыдом вспомнила, как сама вместе с Виви уходила подальше, едва завидев вдалеке студентов с неестественно темными глазами.
«Оскверненные!» – шептались мы и тут же сворачивали на другую тропинку.
Никто не хочет заводить связи с обреченными. Такая дружба кончится по известному сценарию и оставит лишь шрам на сердце. Поэтому даже в полной людей академии темераты чувствуют себя одинокими.
– Эйлин? – позвала я, чтобы заглушить ядовитые мысли.
Она обернулась, а я выпалила первое, что пришло на ум:
– Ты жалеешь, что пришлось уйти из прошлой академии?
Захотелось хлопнуть себя по лбу. Что за глупый вопрос? Конечно, она жалеет! Так же, как и я. Как любой, кто оказался здесь. У всех нас есть что-то, что осталось за стенами корпуса темератов: образование, семья, мечты…
Но Эйлин не выказала ни единого признака раздражения. Она непринужденно пожала плечами и чуть прищурилась, задумавшись.
– Нет, – к моему удивлению сказала она. – Я никуда не могу деться от метки Тьмы, и я жалею, что оказалась жертвой темной магии. Но я рада, что пришлось уйти из старой академии ради новой. Ведь здесь у меня есть шанс на надежду. Меня уже научили подавлять злые чувства и держать контроль. А занятия еще даже не начались!
Она лучисто улыбнулась, а у меня в груди что-то болезненно сжалось.
Хотела бы и я перенять ее жизнерадостность и стойкость к невзгодам. Хотела бы так же верить и дышать надеждой. Но пока я лишь захлебываюсь в собственной боли и бессильно опускала руки.
– Знаешь, – чуть поникшим голосом обратилась ко мне Эйлин, – я вижу твои темные эмоции.
– Извини, – перебила ее, не дав договорить. – Я не хотела оскорбить твои надежды.
Но Эйлин даже не обратила внимания и продолжила:
– Я не обижаюсь. Просто постарайся не угробить себя до начала занятий, там тебе окажут помощь. А ты в ней очень нуждаешься.