И в ту же секунду вздрагивает от сигнала мобильника. Одной рукой роется в сумке на пассажирском сиденье, искоса глядя на светофор. За битый час, проведенный у Юнаса, мобильник звонил четыре раза, но она давала отбой, как только видела номер звонившего. Йон Бергман. Пресс-секретарь наверняка сделал свое дело, не упомянул о ней перед журналистами, но у Йона есть ее прямой номер. Сейчас, бросая взгляд на дисплей, она уверена, что опять увидит имя репортера. Однако там имя Карла Бьёркена, и она тотчас нажимает на зеленую трубку.
— Привет, Карл. Что-то новое?
Он даже не дает себе труда поздороваться, коротко сообщает:
— Йоханнисена можешь в расчет не принимать. У него инфаркт.
Чувствуя укол нечистой совести, Карен глядит на верхнюю полку в сарае для инструментов.
Удовлетворение, какое она испытывала, законопатив все семь окон нижнего этажа, сменилось безнадежностью. Остается весь верхний этаж, и, если она вовремя не законопатит тамошние окна, зимой ее опять ждут холодные сквозняки. Просто заткнуть щели уплотнителем недостаточно. Каждое окно надо вынуть из проема, дочиста отскоблить рамы от старой краски, загрунтовать, высушить, а затем покрасить в голубой цвет.
Хорошо хоть краски полно, отмечает она. Покойный отец почему-то запасся десятком больших ведер, которые призывно выстроились перед ней на крепкой полке. Вероятно, выменял у кого-нибудь, кому краска досталась из третьих рук, от “чьего-то кузена, который где-то ее достал”. Мимо такой оказии Вальтер Эйкен пройти не мог. Плохо ли — не стоять, как говорится, в первом ряду, когда некий груз “выпал из кузова грузовика”, но и не прийти к шапочному разбору. К счастью, задатки Вальтера Эйкена, унаследованные от отцовой родни на Но-орё, не смогли полностью одержать верх над материнским наследием, которое, помимо толики честности, состояло из дома в Лангевике вкупе с правом на рыбную ловлю. Так или иначе, этого оказалось достаточно, чтобы последние сорок лет жизни он не нарушал закон.
Карен снова обводит взглядом полки, козлы для распилки, стены и пол, но того, что ищет, не находит. Если этой штуковины здесь нет, значит, она кому-то ее одолжила. Вопрос только — кому.
С досадливым вздохом она закрывает дверь сарая, поворачивает деревянную задвижку. Медленно идет по двору, поднимает грабли, брошенные на траву.
Стоит с длинной рукоятью в руках, скользит взглядом по участку, рассматривает каждую постройку с видом матери, оглядывающей непослушного сынишку. Сколько нежности и любви, столько же огорчений. Дел тут хоть отбавляй. Под кухонным окном валяются обломки упавшей кровельной черепичины, и она прекрасно знает, что, если упала одна, за ней последуют другие. Отсюда не видно, но ей ли не знать, как выглядит северная стена садового домика. И как ей положено выглядеть.