— А он?
— А он смеется. Любовь, говорит, случилась, дед. Я никогда не видел его таким. Видимо, правда влюбился. Серьезно влюбился!
Ася шумно выдохнула, губы изогнулись. Ревновала или сомневалась? Вопрос…
— То есть три дня назад. — Данила теперь точно знал, что три, а не четыре. — Вечером. Он приехал на такси, собрал вещи и уехал. Я правильно вас понял?
— Совершенно верно, молодой человек.
— Он не сказал: куда и с кем?
— Сказал, что едет в горы. С любимой девушкой. Одолжил у меня денег.
— Много?
— Откуда у меня много? Двадцать пять тысяч я ему дал. Что-то у него, видимо, было. Он же не так давно работал. Получил что-то. — Старик уткнул взгляд в стол. Извиняющимся тоном проговорил: — Мальчик ищет себя.
«Мальчик может проискать себя до пенсии», — вспомнились Даниле слова Виталика Сушилина.
— Точное место, куда он отправился, вам неизвестно?
— К сожалению, нет. И телефон выключен.
Плечи старика под старой льняной рубашкой, сидевшей колом, приподнялись и опустились. Он выглядел очень подавленным.
— Прошло всего три дня, Николай Константинович, — попытался утешить его Данила. — Если он поехал куда-то далеко, это время пути. И…
— Вы не понимаете, молодой человек! — перебил его гневно старик. — Егорушка не мог не звонить мне! Он всегда звонит и справляется о здоровье! Где бы он ни был, с кем бы он ни был! Всегда! Он волнуется за меня, переживает. Я единственный его родной человек. У него нет родителей. Я его воспитал.
— Это правда, — вставила Ася, когда старик умолк. — Егор очень переживает за деда.
— Вот! — Трясущиеся ладони накрыли руку девушки. — Асенька, ну где вот он может быть, а?! Я извелся, понимаете ли!
— Он едет, Николай Константинович. Просто едет по местам, где нет связи. Если вообще уехал, а не отдыхает неподалеку со своей любимой девушкой.
— Исключено! — грозно крикнул старик. — Егорушка тем же вечером, но позже звонил мне с железнодорожного вокзала. Он уезжал и был сильно расстроен. Чем? Так и не сказал мне.
— А с чего вы решили, что он расстроен, Николай Константинович? Шум поездов мог исказить речь и…
— Молодой человек! — Старик начал медленно вставать, опираясь ладонями в край стола. — Если я говорю, что мой внук был расстроен, значит, он был расстроен. Я стар, но не безумен!
— Простите нас. — Ася погладила старую морщинистую ладонь деда Егора. — Простите. Он что-то говорил конкретное, Николай Константинович? Когда он позвонил, о чем он говорил?
— Он почти ничего не сказал, потому что он… — Борода старика снова мелко затряслась. — Потому что Егорушка плакал, Асенька!