— Хорошо, — согласился с ним я. — Пусть будет Эмиссаром. Так лучше?
— Лучше, — блеснули глаза старого еврея. — Я таки, кажется, понял, что вы задумали. А если в деталях? Ну так, чтобы я не потерял веру в свои мыслительные способности и лишний раз восхитился вами?
Я коротко изложил Оружейнику наши соображения по поводу торговли, сначала он просто улыбался, потом же начал смеяться. По бывшему Барыге, а теперь Эмиссару тоже было видно, что он прикладывает усилия, чтобы не засмеяться.
— Вот что я вам скажу, любезный Сват, — отсмеявшись, сообщил мне Оружейник. — Вы умный человек, ой-вэй, это так, и я вас очень уважаю. Но в этом деле вы рассуждаете как маленький мальчик. «Мы поплывем в большой город, откроем там лавку и станем богачами». Так не бывает. Дело — а вы ведь хотите открыть там дело? — так не строится. Дом — и тот построить непросто, да что дом? Маленький туалет — даже он требует кое-каких усилий. А это торговля. Что значит «будем продавать табак и припасы»? Я промолчу за табак, которого у нас вовсе нет, это ладно. Может, вы там, куда ходили, нашли пару контейнеров с ним. Но припасы? Что вы туда повезете? Сушеную рыбу? Так я вас удивлю. Там тоже есть река, причем эта же самая. Или у вас исключительное право на ловлю рыбы в этой реке? Вы не обижайтесь на старого еврея, но это все — детский лепет.
— Лев Антонович прав, — подключился к разговору Эмиссар. — Нужен маркетинг, сначала первичный, то есть поговорить с нашими гостями, потом — углубленный, на месте. Надо понять, что там, в Новом Вавилоне, востребовано, порядок ценообразования, характер рынка…
— Не совсем дураки, — как-то даже обиделся Жека. — Про цены мы и без вас сообразили.
— Цены — это одно, — мягко заметил Эмиссар. — А механизм спроса и предложения, а также последующего ценообразования — это другое. Вот, к примеру…
— Все-все, — замахал руками я. — У вас есть сутки на то, чтобы разговорить наших гостей. Завтра утром я должен услышать предварительный план действий, поскольку мне эта тема крайне интересна. Город есть город, пусть он даже не очень близко от нас, я хочу иметь там свои глаза, уши и желательно какие-то рычаги давления.
— Таки вы будете иметь это все, обещаю, — заверил меня Оружейник. — Сват, мы часть вашей семьи, а для евреев семья — это святое. Может, это звучит сентиментально, но это так.
— Я рад, — сказал я, причем не покривив душой.
— Только вот что… — Оружейник встал с табурета. — Вы же что-то да добыли в своем походе? Это же надо все принять на склад, в соответствии с надлежащим порядком? А если я буду занят, то, кто, скажите, это сделает?