— Шли года, в это место я вкладывал все свободные сбережения, которые оставались после помощи матери с сестрой, оплаты университета и побочного бизнеса. Когда улетел в Лондон, я уже выкупил пятьсот квадратных метров земли. Шло строительство другого здания, стены, за которую никому не пробраться. Через год мы закончили. Центр набирал популярность среди бедного населения, пытались просто использовать наши запасы, кто-то пробовал воровать. С тех пор, мы открыли филиалы в каждом городе Канады. Туда может прийти любой и рассказать о своих проблемах, кому-то помогут прямо там, а кого-то направят сюда. Сейчас у нас огромная площадь, можно сказать, небольшой городок, где проживает и лечится в данный момент около трёх тысяч человек. Как только становится лучше, мы помогаем им вернуться в нормальный мир, приставляем к этим семьям наблюдателя. Работа, жильё, если желают переехать, то мы помогаем во всём. И сегодня туда привезли новых людей, одна из них семья… женщина с двумя детьми: мальчик и девочка. Мальчику девять лет, и он стал инвалидом из-за жестокости его отца. При избиении был повреждён позвоночник, но и на этом этот ублюдок не остановился. И я еду туда, чтобы организовать перевод этого ребёнка в клинику для точного диагноза. Вот так, — заканчивает Ник, поднимая на меня голову.
— Мишель, прекрати, я не для того рассказал тебе это всё, чтобы ты плакала, — он сжимает от злости губы, а я даже не чувствую горячих слёз, скатывающихся по лицу. Я до сих пор пребываю под впечатлением от его рассказа.
— Прости, — шепчу я, отворачиваясь от него и вытирая пальцами мокрые глаза.
Только вот не могу остановить поток слёз, они текут… текут, капая на мои пальцы. Мне больно, мне трудно дышать от любви к этому мужчине, от осознания насколько у него добрая душа.
— Прости, я сейчас, — я подрываюсь с места, чтобы убежать от него и справиться с непрошеными эмоциями и жалостью, но и Ник тоже встаёт, перекрывая мне путь, хватая за руку и притягивая к себе.
Упираюсь взглядом в его кромку свитера на шее и так сильно жмурюсь, что ощущаю давление в глазах. Но солёные слёзы собираются на губах, и я облизываю их.
— Мишель, здесь нет причин плакать. Почему это тебя так расстроило? — он, применяя силу, поднимает мой подбородок, заставляя открыть глаза и смотреть в его. А я не могу… слёзы заставляют помутнеть взгляд и из горла срываются жалостливые всхлипы.
— Потому что… ты… Господи, Ник, ты же… хороший… такой хороший, — сипло и надрывисто произношу я.
— Нет, Мишель, не обожествляй меня из-за того, что я занимаюсь этим. Так я замаливаю свои грехи, и не хочу, чтобы ты плакала. Я хочу только одного — прими меня, крошка, такого, какой я есть. Потому что благородство это не про меня.