Сохранилась переписка начальника штаба Отдельного корпуса жандармов Потапова с другим генералом из той же системы, Евреиновым. Потапов: «В последнее время распространился слух, будто бы покойный литератор Шевченко, изображение которого предназначено к помещению в памятнике тысячелетию России, исключен ныне из фигур этого памятника. Имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство почтить меня уведомлением, что могло быть, по Вашему мнению, поводом подобного слуха».
Ситуация, мягко скажем, нестандартная: видный чин корпуса жандармов всерьез озабочен «слухами» – хотя речь идет о человеке, открыто провозглашавшем самые что ни на есть сепаратистские идеи. Происходи дело в «доброй старой Англии», будь Шевченко ирландцем, его за подобную «высокую поэзию», и гадать не стоит, могли и отправить в морское путешествие в Австралию за казенный счет: в Британии, как показывают многочисленные примеры, со своими подобными «смутьянами» не церемонились…
Ответ Евреинова: «Имею честь уведомить, что в первоначально утвержденном Его Величеством списке лиц для помещения на барельефе памятника тысячелетию Российского государства литератор Шевченко, бывший еще в живых, поэтому уже не мог быть включен. После же смерти его возбужден был вопрос об изображении его в ряду известнейших русских писателей; но вследствие поданной об этом Государю Императору частной записки Его Величеству не угодно было изъявить на то свое согласие.
Об этом решении последовало официальное приказание и затем и изображение Шевченко на барельефе помещено не будет».
Кто был автором этой «частной записки», мне доискаться не удалось – но это, несомненно, кто-то, чье мнение оказалось для либеральствующего императора весьма авторитетным. Человек, без сомнения, умный и трезвомыслящий, относившийся к Шевченко так, как бешеный сепаратист того и заслуживал… А ведь могли и изобразить на тех барельефах!
«Повести Шевченко вышли уже после его кончины. Те, что уцелели. Теперь они вызывали всеобщее восхищение. Все удивлялись, как это их не печатали раньше. Естественно, высказывали предположения, что виновата царская цензура. И никто даже не подозревал, что стать при жизни русским прозаиком Тарасу помешали завистливые украинские друзья, демонстративно рыдавшие у его могилы.
Русская тоска…
Но очень украинская история!
(О. Бузина)
Остается добавить, что преждевременная смерть Шевченко последовала не в последнюю очередь от жуткого алкоголизма – тут и постоянные походы по самым дешевым кабакам Санкт-Петербурга, и пристрастие к рому невысокого качества. Быть может, еще и нешуточная тоска из-за состояния вечной «раздвоенности», в которой Шевченко пребывал, сыграла свою роль…