Петлюра просидел в тюрьме три с половиной месяца – потом выпустили, когда оккупанты стали покидать Украину, и гетман отчаянно метался в попытках найти какой-то «новый курс», который ему поможет удержаться у власти. Тем временем оппозиция создала «параллельное правительство» – Директорию. Одним из главных ее деятелей стал непотопляемый Винниченко, после падения Грушевского преспокойно сотрудничавший с гетманом, а теперь решивший покончить и с ним. Петлюру сначала туда и не звали, очень уж не любил его Винниченко, но вмешались «сечевые стрельцы» и в ультимативной форме потребовали назначить Симона не просто членом Директории – «головным атаманом», то есть главнокомандующим. Директория скрепя сердце согласилась: Петлюра был популярен в войсках как защитник Киева от красных, противником призвания оккупантов на Украину, земский деятель, открытый враг гетмана и, наконец, «тюремный сиделец», пострадавший за идею.
В качестве верховного главнокомандующего Петлюра и начал наступление на Киев, который и занял практически без боя. Еще до этого часть гетманской армии перешла на сторону Петлюры, а часть попросту разбежалась кто куда. Силы у Петлюры имелись довольно значительные: к нему вдобавок массово приходили крестьяне (о причинах – чуть погодя).
Так что смена власти произошла едва ли не бескровно. О чем позже поведал в мемуарах гетман. В эмиграции это стало прямо-таки поветрием – писать мемуары. Писали все: великий князь Александр Михайлович и просто князь Феликс Юсупов, белогвардейские генералы и офицеры, видные политики Милюков и Чернов, Керенский, известная социалистка Анжелика Балабанова (одно время – любовница Муссолини, тоже социалистка со стажем), дочь Распутина… да масса народу. Нестор Махно объявил, что выпустит мемуары в десяти томах, но написать успел только четыре, потом умер – то ли от переутомления, то ли просто срок подошел…
Не избежал этого модного поветрия и бывший гетман. В своих воспоминаниях он подробно описывает свое безнадежное положение: «Ко мне явился комендант Прессовский и просил разрешения отпустить небольшую часть отдельного дивизиона, охранявшего меня, для выручки самого дивизиона, который ночью обезоружили. Я вышел на подъезд, поговорил с этим взводом и отпустил его…
Скандал! У меня больше ничего не оставалось. Сведения становились все тревожнее. Наконец, я получил уведомление, что арсенал взят, что военное министерство занято, следовательно, повстанцы были уже недалеко от нашего квартала».
Когда-то о разбитом казаками Ермака сибирском хане Кучуме ненавидевшие его местные говорили: все его ханство умещается под копытами его коня. Так обстояло и со Скоропадским – все его гетманство умещалось под подошвами его сапог. Уже оставшись в полном одиночестве, он побрел по киевским улицам на квартиру к своему адъютанту Данковскому, где собирался отсидеться в ожидании непонятно чего. Однако очень быстро Данковский уговорил его уйти, стращая, что его квартирные хозяева быстро выдадут гетмана победителям (вероятнее всего, Данковский в первую очередь опасался за собственную шкуру).