– Признаешь ли себя виновным?
Миниху надоело, и он рявкнул:
– Признаю! Виновен, что тебя, вора, не повесил тогда же, в Крымском походе!
Миниха приговорили к четвертованию. Тогда еще почти никто не знал, что Елизавета при восшествии на престол дала обет никого не казнить смертью (и свято его соблюдала все годы своего царствования). Все знали другое: что идущие на плаху живыми не возвращаются…
Настал день казни. Бывшие всесильные сановники как один предстали в самом убогом виде: заросли дикими бородищами, одеты неряшливо, бывший канцлер Остерман, завидев плаху, грохнулся в обморок…
А следом строевым шагом идет умирать красиво потомок двужильных ольденбургских инженеров. Миних – в безукоризненном парадном мундире, чисто выбрит, небрежно замечает конвоирам: слишком часто ходил под смертью, чтобы ее бояться… Раздает палачам и солдатам перстни с самоцветами, бросает в толпу драгоценные табакерки…
Четвертование – как и смертную казнь прочим – заменили вечной ссылкой. Тогдашние монархи, необязательно русские, любили эту формулировку – «на вечные времена», как-то забывая о том, что сами они не вечны…
По злой иронии судьбы в ссылке, в деревушке Пелым за Полярным кругом, Миниха поселили в том самом доме, который он же не так давно спроектировал для Бирона…
Слабого ссылка способна убить не хуже каторги – бездельем, тоской, безнадежностью. В какой-то год с небольшим в заснеженном Березове сгорел всемогущий некогда Меншиков – должно быть, зная, что на престоле сидит совсем юный император, Александр Данилыч посчитал, что провести ему в этих снегах долгие десятилетия. И сломался. Кто же знал, что совсем скоро юный император умрет от оспы, ссыльные, в том числе семья Меншикова, будут возвращены…
Миних, как и следовало от него ожидать, не сломался и рук не опустил. Всей «вечности» ему выпало двадцать лет – и все эти годы он поддерживал себя в прекрасной форме неустанной работой: развел огород, косил сено, разводил кур, рыбачил, завел для местных детишек школу, где учил математике, геометрии, инженерному делу, древней истории и даже латыни. Написал несколько серьезных трудов – «о переустройстве России», о русской армии, о Ладожском канале. Сочинял гимны.
Когда Петр III среди многочисленных ссыльных вернул и Миниха, тому уже стукнуло восемьдесят. Но встречавшие увидели не дряхлую развалину, а бодрого, крепкого мужика, еще долго потом крутившего отнюдь не платонические романы с придворными красотками. Сохранилась его обширная любовная переписка – иные послания, по утверждениям историков, из соображения приличий и сейчас лучше подержать в запасниках.