‒ Зачем его туда понесло? ‒ Торий, скорее всего, не ждал ответа ‒ не от кого ‒ просто вслух высказал то, что у всех вертелось на языке. Но Пак не удержался, как обычно, поспешил оправдаться:
‒ Когда мы пришли, он уже так… был.
Но в его сторону даже не повернулись, все смотрели на обрыв, будто надеялись найти на его склоне те самые ответы, которых не знал и теперь не узнает никто.
Марк вернулся, приведя за собой оставшуюся поисковую группу. Кондр нехотя тащился последним, зато Герман, увидев остальных, резко прибавил шаг, стараясь обогнать Марка. Супер-очки со встроенной камерой надеты на глаза. Подошёл, навис над Самиром.
‒ Герман, ты снимаешь? ‒ мрачно поинтересовалась Иви.
‒ А что? ‒ на мгновенье вскинув голову, невозмутимо воскликнул оператор. ‒ Я же не для развлечения. Я обязан всё снимать.
‒ Ну не так же! В упор. Прекрати, ‒ потребовала Иви.
Герман вздохнул, выпрямился, развернулся к склону, но через несколько секунд притронулся пальцами к оправе, потом и вовсе сдвинул очки на лоб.
‒ А что вообще произошло?
Никто не поторопился ему объяснить, Торий выцепил взглядом Кондра.
‒ Почему ты не пошёл с ним?
‒ А почему я должен с ним идти? ‒ Кондр не выдержал направленного на него прицельного взгляда, отвернулся, хотя и постарался сделать это демонстративно. Он не испугался, не смутился, просто он не обязан терпеть ни чужие обвинения, ни пристрастные заглядывания в душу. ‒ Я ему в няньки не нанимался. Да и он уже не маленький.
‒ Мы в незнакомом мире, о котором толком ничего не знаем, ‒ с назидательной, менторской интонацией напомнил Торий. ‒ Лучше не оставлять никого в одиночестве.
‒ Ага! ‒ Кондр хмыкнул и скривил в усмешке губы. ‒ И только тебя это правило не касается. Ты-то можешь везде один ходить, ‒ тоже напомнил. ‒ А другим нельзя? ‒ Праведное негодование распаляло и добавляло смелости, голос становился всё громче. И Кондр всё-таки посмотрел Торию в глаза, прямо, с вызовом, выкрикнул: ‒ Хочешь на меня вину свалить? Найти крайнего, а вы все ни при чём? Да?
‒ Никто тебя не винит, ‒ вмешалась Наташа.
Торий недовольно сдвинул брови, он был явно не согласен, во всех смыслах. И в том, что никто не винит Кондра, и в том, что тот ни в коей мере не ответственен за случившееся. Но больше говорить ничего не стал. Может, и хотел, но Марк опередил. Он не стал никого ни обвинять, ни защищать, он спросил, глянув в сторону Самира:
‒ Мы его здесь и оставим… так?
Его слова вызвали замешательство, даже ещё большее, чем они почувствовали, узнав о смерти одного из них. Потерять ‒ больно, смириться с потерей ‒ сложно, но самым трудным оказалось то, что несчастье не только вызывало скорбь и сожаление, а требовало приземлённых прагматичных действий. Раньше всегда рядом находился кто-то, способный взять на себя подобные заботы. А здесь они одни.