Утаптывая солому, Леонид Федорович улыбнулся:
— Непорядок был бы, если бы я не приказал оставить здесь этот самый воз. Думаешь, одни мы такие мудрые, одни мы красоту понимаем? Захотят тут другие посидеть, вот и начнут, брат, скирду раздергивать. А тут нарочно оставили: толкись!
Жена агронома, полная с красивым, но грубоватым лицом, посчитала нужным сделать едкое и, прямо сказать, выдержанное не в изысканных тонах замечание, что такая трогательная забота о ближних не очень способствует сохранению нравственности в округе, и со значением посмотрела на своего мужа, но все дружно пропустили ее слова мимо ушей.
Леонид Федорович прошелся вдоль соломенной гривки, подбил ее сапогом. Застелил потом старыми одеялами и с чувством исполненного долга заявил:
— Мужчины могут пока и отдохнуть!
С буркой в руках пошел поближе к скирде, кинул ее, держа за край, каким-то особым образом, и она раскатилась, косая и черная, как вороново крыло.
— Прошу!
Я не сел.
Приминая рыжие бугры около скирды, я сперва поднялся чуть выше, остановился, раскинул руки и опрокинулся навзничь… Что ты тут будешь делать! С детства люблю солому, люблю ее цвет, такой солнечный, и запах, такой земной, люблю трогать ее руками, люблю ощущать, как она щекочет шею или покалывает возле уха… Пошевелишься, устраиваясь поудобней, и все примнешь, и, глядя вверх, вдруг притихнешь. И покажется вдруг тебе, что лежишь ты на облаке — потому и нет над тобой ни единой тучки, а есть только голубоватая от беспредельности высота…
Прошло уже достаточно времени, а газик все не возвращался. Первая забеспокоилась мать Леонида Федоровича, тетя Даша:
— И где это наши водовозы?
Жена его, Антонина Петровна, тут же откликнулась:
— А то вы их не знаете, мама! Машина будет стоять, а они будут играться.
Сказала это как можно беззаботней, и все же чувствовалось, что успокаивает она не только свекровь.
— Да хорошо, если так, — вздохнула тетя Даша.
На агронома глянула его жена, и он тут же спросил:
— А это какой родник? В Семеновской балке их раньше два было.
Леонид Федорович нарочно сладко потянулся, видом своим давая понять, что все волнения напрасны.
— Я вот думаю, что зря мы сегодня шашлычки не сообразили. Чай чайком, а…
Стал рассказывать что-то веселое о приезжавшей недавно комиссии, и я без конца расспрашивал его и первый смеялся, но и у меня на душе было беспокойно, не случилось ли чего, в самом деле?
А потом Леонид Федорович выговорился, и установилось такое молчание, когда ясно, что все думают об одном и том же, да только не хотят понапрасну друг друга волновать. Антонина Петровна все чаще поглядывала на мужа с немым вопросом, но он делал веселое лицо, отворачивался и только потом украдкою смотрел на часы.