Еще издалека что-то в нем не только казалось непривычным, но даже как будто настораживало, и мы сперва лишь поглядывали и на чернеющие среди сквозивших макушек усохшие комки неснятых яблок, и на обломанные понизу ветки, а потом я остановил лошадей, к кованому завитку на передке линейки привязал вожжи, и мы свернули с дороги, пошли меж деревьев.
Не знаю, как у кого, а у меня зрелище осеннего сада всегда рождает печаль. Правда, это печаль особого рода. Так и хочется написать: возвышенная…
И в самом деле, разве в ухоженном, до весны примолкшем саду вам не кажется, что все отдавшие людям деревья теперь не только благообразно-пусты, но и как бы полны достоинства?..
Здесь почти все многочисленные подпорки были не убраны, а просто сбиты и среди догнивающих, прикрытых коровьими лепехами-раздавленных яблок валялись в загаженной перекопыченной отаве… Сад был разорен и ограблен и тем самым как бы бесконечно унижен.
Словно бы для того, чтобы поправить жиденькие свои волосы, тесть мой, дослуживший до подполковника, всю войну прошедший крестьянин, снял старую армейскую фуражку, но все же не удержался, горько и выразительно крякнул, и невольно рука моя тоже потянулась к берету на голове.
Вечером во время застолья, когда в доме сидели все главные специалисты колхоза и молодой председатель, чуточку хвастая, рассказывал о хозяйстве, тесть осторожно спросил:
— Ну, а сад вам дает что-нибудь?
— Дает! — хохотнул председатель. — В основном — одни неприятности. Этим летом яблок было, как грязи, а план у нас всего триста тонн. Отстрелялись за пару деньков, предложили было сдать еще столько же, а нам: «Нет братцы, хорош! И так завод не успевает, тем более что яблоки у вас больно крупные, в давилку не входят. Скажите спасибо, что эти у вас приняли…» Ну и что делать? Мы и туда, и сюда, как говорится, а кому оно?.. Наше дело солдатское. Сказали, главное направление — рисоводство, ты — руку под козырек и — кру-гом!.. Сперва я шефам в город позвонил, пару разков они приехали, набрали, сколько душенька пожелала, потом шепнули своим людям, чтобы потихоньку яблоки рвали, да тут сразу нашлись мудрецы, комбайны на полосе побросали и — на ростовский базар, а кто с шоферами договорился да на рефрижераторе — в Мурманск!.. Мне, конечно, выговорешник. А яблок, сколько уже ни брали — ветки не то что гнутся, а ломятся! — и посмотрел на хозяйку дома, руку протянул. — Может, у тебя в кладовке остались?.. Покажи, какие были!
Он вздохнул и стал закуривать, ладонью отогнал от себя дымок, но этот его жест был такой, словно он на что-то махнул рукою.