А потом фокусирует взгляд на мне.
– Ладно… Ладно, я понял. – Он долго смотрит, оторвав ладонь от окровавленного носа и словно вспоминая нужное слово. – Извини.
– По имени.
– Извини, Келли.
Рейм отпускает его и окидывает взглядом остальных.
– Это касается всех. Если у нас с Келли не все идет гладко – это не повод разевать рты. Любой, кто посмеет ее оскорбить, станет моим врагом.
Тишина слишком плотная. Ее можно кромсать на кусочки, подавать в качестве изысканного десерта. Новые взгляды аристократов я впитываю кожей – впрочем, некоторые отводят глаза. Кто-то спокоен, а вот выбравшийся на крыльцо Дулас ошалело моргает.
Альнар сжимает губы и движется ко мне.
Но Рейм ближе, быстрее и даже его не видит.
– Пойдем, – зовет он, оказываясь рядом.
Я бы подумала обо всем этом, но сейчас у меня нет мыслей – только мрак в голове.
Ухожу с ним, не оглядываясь, оставляя все за спиной. Снова выбираюсь за территорию бара, на безлюдную улочку с деревьями и оградами домов по сторонам. «Избранник» разворачивается и мрачно смотрит на меня.
– Если ты думаешь, что я решил кого-то спровоцировать ради своих целей… я мог бы, но не так. Ни беса не так, Лудар.
Я понятия не имею, о чем думать. Пытаюсь хоть как-то переварить все, что произошло, и найти подобие ответов в темном выражении его лица.
Мельком вспоминаю об Альнаре снова. Как увидела его с бокалами, уже возвращающимся в зал. Если бы я еще полминуты подождала – он действительно появился бы там, по плану Рейма или нет.
Я могла бы быть сейчас с ним, умеренно пьяным и разочарованным своим союзом, защитившим меня от похотливого придурка. Или хотя бы остаться еще ненадолго – он явно хотел что-то сказать.
Но ни одна из этих мыслей не прельщает.
Я вдруг понимаю четко и ясно: больше никаких попыток себя сломать. И мне не нужны утешения. Не были нужны раньше, и сейчас им точно не место.
– Пойдем отсюда, – предлагает Рейм.
Я киваю и иду вперед – мне нужно остудить голову на свежем воздухе.
* * *
Мы бредем по улицам, накрытым вечерней темнотой. Горят фонари, но подступающая ночь съедает краски. Кусты и деревья кажутся серыми, очертания домов превратились в силуэты.
Постепенно эмоции отпускают. Угасают в каждой части тела, и становится, как ни странно, легче. Словно в первую очередь выгорела вся злость и гадость. Я кошусь на Рейма, который смотрит куда-то вперед в странной задумчивости – так, будто ему надо остыть не меньше. Может, он жалеет о том, что натворил?
– Зачем ты это сделал? – не выдерживаю.
– Захотел ударить кого-нибудь в лицо, – отзывается он в своей привычной манере. – Или пришел в ужас от мысли, что ты сейчас оставишь меня одного на Парном факультете. Придумай сама какую-нибудь версию.