Двенадцать лет спустя был основан Плимут (на территории современного штата Массачусетс). История Плимутской колонии лучше всего известна американцам, и потому многие из них считают, что она и была первым английским поселением. Это поселение, однако, было вторым после Джеймстауна, а если принять во внимание Роанок – то третьим. Как и в случае с Джеймстауном, колонизация местности финансировалась частной компанией под названием «Странствующие купцы» (Merchant Adventurers). Многие из числа поселенцев были совсем не отцами-пилигримами[8], а искателями приключений, похожими на тех, что основали Джеймстаун. И не отцы-пилигримы управляли колонией, а «Странствующие купцы». Неудивительно, что колонию раздирали распри между пуританами и авантюристами, которых первые называли чужаками. Поэтому заключение Мэйфлауэрского соглашения[9] оказалось трудным делом. Большинство мужчин-поселенцев в Плимуте были как раз чужаками. Однако если посчитать женщин и детей, которые не имели права голосовать, в большинстве оказывались пилигримы, поэтому они установили правила, лишившие чужаков права голоса, что вызвало существенные волнения.
Через пять лет после Плимута голландцы основали колонию под названием Новый Амстердам (на территории современного южного Манхэттена). Как и французы, голландцы по большей части приехали ради торговли, а не освоения территории. На средства Голландской Вест-Индской компании они обустроили торговый узел. Долина реки Гудзон надвое делила Аппалачи, открывая голландцам доступ к северному и западному Нью-Йорку и Великим озерам. В регионе водилось множество бобров, шкурки которых высоко ценились в Европе и шли на пошив мужских шапок. Охотники ставили капканы, выкупали зверей у индейцев, а затем продавали их на рынке, расположенном рядом с современным городом Олбани. Далее шкурки перевозились в Новый Амстердам, откуда кораблями доставлялись в Европу и там продавались. Гавань Нового Амстердама стала основным пунктом связи между Северной Америкой и Европой. Позже, в 1664 году, Англия захватила эту территорию и переименовала ее в Нью-Йорк.
Эти колонии предопределили американскую реальность. Каждая колония, по сути, являлась корпорацией, принадлежавшей инвесторам, которые шли на риск в надежде заработать значительные денежные суммы. Инвесторам было все равно, как и с чьей помощью будут получены деньги. Их не интересовало, шла ли прибыль от плантаций, основанных на рабском труде, или от торговых точек, контролировавших продажу меха, или от небольших ферм. Если протестантские сектанты желали думать, что они самостоятельно управляют Плимутской колонией, то компания «Странствующие купцы» не имела ничего против – до тех пор, пока отдача от вложенных средств была удовлетворительной. Последнее слово было за инвесторами, а на плечи поселенцев ложилась обязанность приносить прибыль.