Ещё недавно я бы сильно удивился, узнав, сколько зерна потребляет этот город каждый день. Я бы восхищённо наблюдал, как выгружается зерно, как его в мешках или корзинах несут к телегам, запряжённым ослами и как оно находит свой путь к зерновой бирже в почти бесконечно длинной цепочке повозок и вьючных животных, через плотную толпу в гавани. Ещё задолго до того, как первая баржа пришвартовалась здесь утром, торговцы Газалабада, там на бирже, определились с ценами и уже продали зерно, будь то один мешок или вся партия груза.
Но здесь грузили не только зерно, все мыслимые товары находили свой путь сюда, включая хлопок. Спрессованный и связанный в плотные тюки, он на краю гавани был уложен в штабеля по четыре пять тюков высотой.
На одной из таких куч я нашёл себе место и сидел, словно на высоком троне, среди всей этой суеты и всё же странно отстранённый.
Город простирался дальше и на другом берегу Газара; на другой стороне была арена, а также гарнизон городской стражи. Сотни других зданий теснились под защитой высоких городских стен, но я едва знал ту часть города. Только однажды, посреди ночи, я возвращался через этот район домой.
Но я смотрел не на сам город, а на золотистый утренний свет, пробивающийся сквозь открытые ворота и амбразуры и заставивший зубчатые стены вспыхнуть красновато-золотистым сиянием.
Совсем недавно небо над зубчатой стеной было ещё тёмным, теперь же ночь с каждым мгновением уступала место дню. Где только что ещё было видно мерцание звёзд, теперь небо становилось всё светлее, изгоняя тьму.
В тот момент, когда солнце больше не касается земли, врата божьи снова закрываются, разделяя мёртвых и живых.
Теперь Наталия была в безопасности от влияния бога без имени.
Я откинулся назад и закрыл глаза.
— Ты плохо выглядишь.
Голос Зокоры, тёмный и хриплый, характерный только для неё.
Было бесполезно рассуждать о том, как она меня нашла. Её я понимал меньше всего из всех тех людей, с кем познакомился за последнее время. Маленькая и изящная, с кожей цвета эбенового дерева и тёмными пытливыми глазами, она казалась мне знакомой и в то же время бесконечно чужой. В её глазах обнаруживались воля и сила, которые заставляли забыть о её росте. Она была принцессой своего народа, жрицей богини Солонте, тёмной сестры Астарты, смертоносным бойцом, как с магией, так и со сталью. И, возможно — другом. Я не слышал, как она подошла.
— Где Наталия? — спросила она.
— Она мертва.
Я открыл один глаз и посмотрел на неё. Она сидела рядом со мной, спиной к тому же тюку, к которому прислонялся и я, только она сидела так прямо, что совсем его не касалась. На ней была одежда телохранителей, а тёмная вуаль защищала глаза. Я знал, что дневной свет был для неё слишком ярким. Но теперь она убрала вуаль и посмотрела на меня своими тёмными глазами. В её глазах не было удивления, не было скорби, только принятие факта, как будто это было то, что она уже давно ожидала. В глубине её глаза полыхали красным огнём.