Женщина-эльф понимала, что от неё не ждали ответа, и потому стояла молча, не шелохнувшись.
— Шептуны доносят, что это небезызвестный Гед Геднгейд, Отшельник из Керн-Роварра. Можешь ли ты представить себе, Тильнаваль, до чего дошло безумие твоей тётки? Она отдаёт Сердце человеческому отродью, думая, что так спасёт его… от меня! Даже если бы я и желал получить его, дочь, неужто это было бы причиной чтобы совершить подобное предательство?
Она облизнула пересохшие губы, потёрла указательный палец о большой как делала порой, испытывая напряжение. Сейчас Тильнаваль казалось, будто Эгорхан обвинял её в поступках его сестры.
— Мне трудно поверить, что королева способна на такое.
— А мне нет, — обронил Бельфагрон, будто капнул ядом в кубок вина. — Она давно злоумышляет против тебя, повелитель.
Веки Эгорхана чуть опустились, голос сделался ленивым, презрительным.
— Верно мыслишь, сын. Сначала она встала стеной между нами и королём, потом долго очерняла наше имя, а ныне выставляет меня каким-то вором, заговорщиком, когда сама… у меня не хватает духовных сил, чтобы объять всё коварство этой женщины! Что-то не так, дети, что-то не так с королём, а она скрывает от нас. Сейчас! Когда напасть идёт из Дикоземья… Нам удалось узнать путь, по которому верные ей глупцы будут доставлять Сердце в Керн-Роварр. Вы опередите их, вы перехватите Сердце и вернёте его в Лонтиль, где ему и место. Но на этот раз оно будет спрятано в по-настоящему надёжном месте, — здесь, в Тёрне. Воины и проводники уже готовы. Не желаю видеть вас без Сердца.
— Мы не подведём тебя, повелитель.
Дети поклонились и покинули покои Эгорхана Ойнлиха в спешке. Бельфагрон шёл первым, неся свой чугунный посох со сверкавшей сферой в набалдашнике, ибо всегда был лидером; по правую руку от него вышагивал Саутамар, немногословный мастер парных клинков, а по левую, — Тильнаваль, младшее дитя, в чьих жилах текла четверть божественной крови.
Их ждало путешествие.
///
Что-то горячее и мягкое касалось её лица, неприятный запах бил в нос. Тильнаваль открыла глаза и закричала, не поняв, что предстало перед ней, а испуганный мерин с фырканьем убрал морду. Чародейка рывком села, застонала от резкой боли в пояснице и головокружения.
Женщина обнаружила себя на берегу речки, за спиной её огонь пожирал Старые Глинки. Пламя пылало так ярко, что освещало ночь на многие лиги вокруг, от жара Тильнаваль покрылась потом. Глядя на это буйство стихии, она с трудном поднялась и замерла так. В голове воцарилась странная пустота, все мысли распались прахом. Из этого состояния её вернул громкий всплеск. Подле самой кромки воды чародейка увидела нечто непонятное, что упустила сначала, ослеплённая светом.