— Да как ты смеешь?! — вскричал армадокиец, но тем и обошёлся. Он не смел и думать о насилии против одноглазого мясника. — Я не обязан слушать подобное на своём корабле!
— Обязан, — жёстко и с проявившейся злостью рубанул Кельвин Сирли. — Твои скоты хотели учинить расправу над моим напарником, а сам ты не попытался как-либо это предотвратить. Мы в Безумной Галантерее таких поворотов судьбы не терпим, нападать на братьев и сестёр по оружию не позволяем.
Армадокиец скривил побелевшее лицо и порадовался беззвучно, что рядом был волшебник. Возможно, только Хуанито парил между сталью северянина и шеей южанина.
Вдруг Кельвин улыбнулся.
— Ну что ты, моряк, не бойся меня. Дело сделано, хоть мы и опоздали, да не по твоей вине. Всё в прошлом. Предложу тебе только в знак доброй воли и во имя сохранения светлых воспоминаний отказаться от четверти суммы и переправить её обратно, раз уж я платил за ремонт корабля. Как ты на это смотришь?
Эскобару стало только хуже, он мог смириться, когда испытывали его храбрость, но ненавидел, когда били по самому хрупкому, — по его жадности.
— Не желаю больше никогда иметь с вами дел, — процедил капитан. — Посему от светлых воспоминаний откажусь, а вот деньги на склоне лет мне понадобятся.
Одноглазый слегка прищурился и отступил, пожимая плечами.
— Так тому и быть, раз не хочешь, то я и не настаиваю. По сути своей деньги-то нам и не интересны, они — сор. Просто хотел выяснить твоё отношение, дать последний шанс.
— Выяснил? — с неприязнью спросил Эскобар.
— Видать, так. На этом всё с тобой. Но эй, Хуанито, приятель, я припас для тебя две бутылки зелёного вина!
— Что?!
— С Вадаэнтира у меня внизу лежат-дожидаются! Ты мне всегда был по душе и показывал себя славно, когда не валялся без чувств!
Он отошёл, облокотился о фальшборт и провёл так всё время до возвращения шлюпки. Никто не замечал, как с пальца Кельвина в воду капала кровь. Скоро совсем стемнело.
Перебираясь в шлюпку, наёмник крикнул напоследок:
— Прощай, Эскобар де ля Ратта! Долгих лет!
— Что б ты сдох, — пожелал армадокиец тихо. — Четверть ему подавай, подлецу.
Сплюнув ещё раз, он стал громогласно распределять вахты и выбирать тех, кто отправится вместе с ним на сушу, когда шлюпка вернётся. Волшебник испарился, лишь заслышав об эльфийском пойле и ничто его больше не интересовало, а вот Эскобар жаждал наконец перевести дух и прогуляться по весёлым домам.
На шхуне властвовало оживление, определённые на вахту матросы роптали, а те, кто должен был сойти на берег, радовались. Город, украсивший себя ночными огнями, манил их. Наконец-то вернулась шлюпка и Эскобар заторопился.