— Что вы делаете, безумные?! — прогрохотала Пламерожденная. — Уходите!
Но те не слышали, полностью отдавшись религиозному экстазу, пока Хиас, ведший их своим голосом, рисовал хной по лицам и обнажённым торсам братьев какие-то знаки. Нерушимая стена молитв окружила элрогиан… нерушимая только в их глупых головах.
Гномы, которых подгонял страх, решили наконец, что одна Н’фирия, хоть и огромная, была не столь ужасна, сколь ужасны были те многие ещё более огромные твари позади. Бородачи объединились и пошли на неё стеной щитов. Рубиновый шип, росший из середины груди, вспыхнул ровным сиянием и исторг копьё ослепительной белизны, испарившей гномов без следа. Колоссом красной бронзы Пламерожденная зашагала по сплавившейся гальке навстречу чудовищам, гадая, насколько ещё хватит её внутреннего огня.
///
Они сметали дома один за другим, столь же сильные, сколь и ужасающие. Вой смертельной тоски взмывал ввысь и бился о купол мира. Кельвин нёсся навстречу гигантам с предвкушением битвы и смерти. Ближайшее чудовище заметило его, замахало плетьми, но тот ловко уходил от них, предвидя каждый удар, каждое движение за секунду. Галантерейщик заметил, что красные отростки были упруги, но не гибки как щупальца, — оружие смертельное на расстоянии, но неловкое вблизи. Кельвин извивался как угорь, нечеловечески гибкий, невероятно быстрый.
Он ни разу не позволил красным отросткам коснуться себя, прошёл под ними без единой ошибки и подобрался вплотную к чудовищу. Вблизи зловонье твари оказалось совершенно тошнотворным, колыхавшаяся туша нависла над человеком как утёс. Из глубины глазниц гиганта смотрели крохотные огоньки, встретившись с которыми взглядом… Кельвин вдруг познал необъятную, невыносимую тоску.
Тяжесть океана отчаяния навалилась на него, придавила ко дну и похоронила на непознанной глубине собственного сознания, во тьме безысходности, — ни пошевелиться, ни вдохнуть. Слабая воля не имела бы ни единого шанса, но слабовольные не служили в Безумной Галантерее. Миг показался вечностью, прежде чем Кельвин рванул из-под довления, оставляя на собственной душе кровоточащие раны. Он рванул и ожил, вовремя ушёл из-под тяжёлой ноги, выжил, как выживал всегда. Засверкала гномья сталь, — мечи принялись полосовать голени гиганта. Тварь оглушительно завыла, но вместо крови из её ран сочилась мутная пена. Живой глаз наёмника заволокло слезами. Гигант топтался на месте, силясь достать человека, а тот кружил подле ног-колонн, свежуя их.
Маргу кусками выдирал плоть из шеи своего врага, выхаркивал её и выдирал новые куски пока не расправился с гортанью, и душераздирающий вой не заглох. Отродье Клуату распахнуло свою кровоточившую пасть едва не до вывиха, вцепилось в кость и дёрнулось, теряя зубы. Его бешеные иступлённые рывки продолжались, пока наземь не упал вывороченный шейный позвонок. Гигант зашатался и рухнул. Тело белого орка, там, куда попала пена, покрылось язвами и теперь разжиженное мясо понемногу стекало с костей. Орк сделал несколько шагов и упал рядом. Он устал.