– Я не спрашивала твоего разрешения, Кристиан, – вскинула голову. – Как не спрашиваю разрешения руководить больницей, куда я наняла попаданцев. Лучших в своем деле, у которых мне есть чему поучиться! У которых я хочу и буду учиться медицине! Да-да. Резать людей железяками и доставать из них органы. Напоминаю, что это никак не связано с некромагией или темными ритуалами! Это наука. Как электричество, которое осваивают в Айроне и пускают по проводам, как паровые машины или велосипеды. На-у-ка.
Кристиан скрежетнул зубами. Наука ему не нравилась.
– Это мы еще обсудим!
– Мы не будем это обсуждать! – едва удержалась, чтобы не топнуть ногой. – Жаль, что ты так и не понял. Я не приемлю ограничений свободы! Ваши с графом Айроном метки и попытки меня подчинить – ужасны и отвратительны! Границы, рамки и условности – не для меня. Ты не готов принять меня такой, какая я есть, – развела руками, показывая, что говорится, товар натурой, – что ж. Такова жизнь! – я старалась выглядеть беззаботной, хотя слова давались тяжело. – Мне было хорошо с тобой, спасибо, что помог развестись, хоть все это и оказалось очередной забавой Адри… графа Айрона, – я осеклась, вспоминая, к чему привело в прошлый раз столь вольное обращение по имени. – Я всего лишь тебя использовала, а теперь…
Он молча выслушал мою тираду и переспросил:
– Что «теперь»?
– Останемся хорошими знакомыми, если, конечно, тебя не смущает друг, ежедневно общающийся с попаданцами и, какой кошмар, выплачивающий им заработную плату за труд!
– Мне не нужно такое знакомство, – отчеканил граф Ортингтон после долгой паузы.
А мне казалось, что больнее уже не может быть.
Судорожно вздохнула, словно мне дали под дых, и пошатнулась. Его сиятельство мгновенно подхватил меня и притянул к себе.
– Мне не нужен очередной знакомый, Джулия, – повторил он, нежно убирая с моего лица непослушные пряди. Медленно, одну за другой. А когда закончил, посмотрел мне в глаза и произнес: – ты мне нужна как женщина. Моя женщина.
– Женщина не может быть другом? – прошептала, завороженно глядя в искрящиеся обожанием глаза его сиятельства.
– Ты можешь быть моим другом, моим врагом, моим кошмаром, моим благословением, моим всем. Но только моим, это понятно? – произнес он, приподняв мой подбородок, и поглаживая большим пальцем мою нижнюю губу.
Сердце болезненно сжалось, а глаза защипало от слез. Если это признание в любви, то официально самое-самое-самое трогательное, которое я когда-либо слышала. Не помню, чтобы Егор вообще признавался мне в любви. Просто ставил перед фактом, что я его «дорогая» и «бесценная». Наши отношения вообще напоминали товарно-денежные, где я была активом. А здесь… будь кем угодно, но моей?