Я сделал ещё пару шагов, обходя стоящую на дороге девочку, и моему взору открылась лежащая между сопками деревушка, совсем небольшая, домов на тридцать. Над деревушкой стоял галдёж и звук пастушьих дудок.
В центре населённого пункта горел огромный костёр, у которого пировали люди, развязные, слишком громкие для селян, это была не свадьба, затянувшаяся до ночи, а что-то иное.
Пировавших было не больше дюжины, двенадцать человек, сидящих за столом у кострища. Прислуживала вся деревня, мужчины и женщины не успевали подносить питьё и пищу, а запах жареного мяса был такой, что желудок Блика выдал недвусмысленное громкое урчание.
— Спустимся, попросим еды? — взмолился Шут в сторону тени императора.
— Плотский раб своих же кишок! — ощетинился Зэр — Ты дворянин или шавка, подъедающая за разбойниками?
— Но, мессир, сейчас я очень голодный дворянин! — проскулил Блик — Ну, ваше темнейшество?!
— Что тут такого? — встал я на сторону шута, так как и сам был не против отведать нормальной еды.
— Ну, иди-иди попрошайничай, блудный козёл. — Скептически скривил лицо Зэр и, не дожидаясь моей реплики, продолжил: — Нет бы быть повнимательней и прислушиваться к тем, кто хоть что-то понимает в жизни. Те, у кого ты собираешься клянчить, бандиты, ограбившие деревню. Со стола они тебе ничего не дадут. А просить у крестьян — это словно давить им на горло. Они и так отдали многое, и кормить ещё двух проходимцев им вряд ли захочется.
— Я хочу есть и она… Он… Блик тоже. — В словах тени был здравый смысл, но чувство голода сейчас оказалось сильнее. — Поэтому я всё же рискну. Блик, ты можешь ждать тут, не забывай, что ты сейчас в теле маленькой девочки, а это может лишь спровоцировать такие отбросы.
Я шёл не скрываясь. Шёл напрямик к столу, за которым тискали визжащих деревенских баб, пили брагу и развлекались игрой «пять пальцев», известной среди солдат и бандитов забаве с ножом.
С каждым шагом вера в успех моего похода таяла, как снег на раскаленной сковородке. Я ловил на себе испуганные, любопытные, полные отчаяния взгляды деревенских и понимал, что в попытке пойти наперекор императору поступил слишком опрометчиво.
Селяне пытались идентифицировать меня, ведь я не был похож ни на крестьянина, ни на бандита, ни на стражника.
«Что ты тут забыл?» — шептали их глаза.
«Беги отсюда пока жив», — кричали их молчаливые лица в вечернем полумраке.
Идя в этой полной страха атмосфере, я невольно подумал о девочке, из последних сил сжимающей буханку хлеба. Теперь и я, ведомый тропой голода, не знал, что меня ждёт.