— Кофе подано, — объявила хозяйка дома, расставляя чашки.
Наступила тишина. Карен осторожно потягивала кофе: а вдруг и этот напиток вызовет бурную реакцию организма? Нервы ее были напряжены до предела, а тут еще атмосфера с каждой минутой ощутимо накалялась…
— Ты видишься в Уэллингтоне с Линдой? — не подумав, спросила она.
Майлз пристально посмотрел на нее.
— Случается. А что?
— Просто любопытно. — Карен пожала плечами. — Как ей живется?
— Линда, — подчеркнуто вежливо произнес Майлз, — в данный момент с головой окунулась в светскую жизнь и развлекается от души — словом, с лихвой воздает себе за годы «тюремного заключения». Ведь именно так она воспринимала нашу совместную жизнь.
— Ей не нравилось жить в твоем доме? — изумленно захлопала ресницами Карен.
— Нет. Линда плакалась, что чувствует себя там погребенной заживо.
— Но… О боже мой! — Карен отвела взгляд.
— Скажи вслух, я не обижусь.
Она набрала в грудь побольше воздуху и выпрямилась: снисходительный тон Майлза задел ее за живое. В конце концов, если у кого-то и есть право на любопытство, так уж в первую очередь у нее!
— Я просто подумала, что разумнее было бы разузнать о привычках и вкусах друг друга чуточку подробнее, прежде чем меняться кольцами, — сказала Карен.
— Ах, как ты права! — издевательски протянул Майлз. — Однако если бы ты увидела Линду воочию, ты бы, возможно, и поняла, что бывают случаи, когда подобные пустяки утрачивают значение.
— Мне… мне как-то довелось с ней столкнуться, — выпалила Карен.
— Тогда, наверное, пояснения излишни? — Дымчато-серые глаза насмешливо сощурились: похоже, Майлз издевался над самим собой.
Излишни, вздохнула Карен, вспоминая волну платиновых волос, васильково-синие глаза в обрамлении длинных ресниц, точеный аристократический носик и золотистый загар. Мини-платье практически не скрывало роскошных форм. Неприступная надменность каким-то непостижимым образом сочеталась в Линде с зазывной игривостью. Ну где уж тут мужчине устоять!
— Понятно, — отозвалась Карен.
— Как по-адвокатски сдержанно это прозвучало, — невесело усмехнулся Майлз.
— Майлз… — Молодая женщина умолкла, сдержав готовый прорваться поток слов: «Майлз, я беременна. Вот потому расспрашиваю тебя о Линде. Я, конечно, сама виновата, но… как ты считаешь, что нам делать?»
— Карен… — напомнил он о себе.
— Я устала. Завтра у меня трудный день, вот и все.
Он иронически приподнял бровь.
— Выгоняешь?
— Я этого не говорила, — устало проговорила хозяйка. — Но, похоже, мы друг другу и впрямь наскучили.
— Есть такая поговорка: днем повеселишься не в меру, к ночи наплачешься.