— Если он будет стоять здесь, Мели, то кто принесет удачу мне?
— Когда-то, до перестройки, я преподавал экономику, — сказал Мели. Он был лысый, с чуть выпуклыми глазами и походил на пожилого Пикассо, который притворялся Ганди. — Такое называется «конфликт целей». Действительно, кто же тогда будет приносить удачу тебе? Ты прав, Борисыч!
Вот тогда за дверьми и послышался этот шум. Передергивание затворов, возгласы…
— Что там такое творится? — начал было Борисыч, но не договорил.
Двери в VIP-зал открылись. Нет, даже не открылись, они распахнулись, словно по ним ударили ногой. Потом прозвучала отрывистая фраза:
— Плановая проверка. Всем встать! Лицом к стене! Ноги расставить! Руки — на стену!
Охранники были уже разоружены. Угрожающе защелкали затворы. Помещение моментально заполнилось людьми в масках, камуфляже и бронежилетах. Нашивки «ОМОН», надписи на бронежилетах уведомляли: «Милиция».
— В чем дело? — произнес Борисыч.
— К стене! — бросил омоновец в маске, затем почему-то повернулся, выбил ногой табурет из-под Мели и направил на него укороченный милицейский автомат. — Тебе что, непонятно?! Вскочил к стене!
Грузный Мели, чтобы не упасть, ухватился руками за край стола, чашка с недопитым кофе полетела на пол. Разбилась. Игнат смотрел на опрокинутый табурет и на то, что осталось от чашки. Омоновец толкнул Мели в спину.
— К стене!
— Это что такое? — произнес Борисыч. Он был искренне удивлен, причем настолько, что удивление вытеснило возникшее было негодование. — Я директор казино, здесь солидные люди… Я вас…
— К стене! — Дуло автомата переместилось. Остановилось на Борисыче — тускло отливающая сталь, черная, холодная бездна.
— Они делают свою работу, — негромко произнес Игнат. — Успокойтесь. Поворачиваемся.
Он не спеша повернулся, наклонился к стене, опершись широко расставленными руками, — сама законопослушность. Чуть повернув голову, подбадривающе кивнул Борисычу, как бы приглашая его поступить таким же образом. Табельное оружие — тяжелый, в принципе бесполезный «макаров» — имелось только у старшего. В этом зале им был Афоня. Возражать что-либо вооруженным автоматами омоновцам, даже при наличии «макарова», было бы не просто безрассудством и не просто идиотизмом; в каком-то смысле это являлось недостойным поведением, и профессионалу такое вряд ли пришло бы в голову.
— Ноги шире!
Игнат почувствовал несильный удар по внутренней стороне ботинка. Удар оказался точным, прямо по косточке.
«Вот собака! — с каким-то странным весельем подумал Игнат. — Тренируется. А вот насчет ног — это ты напрасно, шире не надо. В этом я могу тебя уверить, приятель. — И с какой-то внезапной жестокостью мысленно добавил: — Молокосос!» Это слово, как и сопроводившая его короткая внезапная эмоция, еще больше развеселило Игната. Он улыбнулся, но лишь краешками губ. В этой улыбке совсем не было прежнего тепла. «Вот в чем дело — наши охотничьи инстинкты возвращаются после спячки? Молокосос в бронежилете ударил нас по ножке, и мы уже готовы к маленькой войне?!»