Эти проверки, будь они неладны, начались после того, как одна из девиц, принятая нами без рекомендации таких же служанок, оказалась то ли засланным казачком, то ли просто стервой и поганкой. Сначала она попыталась устроить свару в спальне, потом надерзила Гретти, потом Глюк доложил, что странная особа крутится возле моего запертого на ключ кабинета. А в двойном дне сиротской корзинки, с которой она пришла к нам в дом, у девицы кошелек с серебром и пара слишком дорогих безделушек. Короче, легенда о злом хозяине и обиженной бедняжке трещала по швам.
Я долго раздумывать не стала и выставила эту «несчастненькую» на улицу. А она, то ли в отместку, то ли по заданию нанявших ее людей, прямым ходом отправилась в магистрат и настрочила донос, о том, что я устроила бордель посреди приличного района и пусть господа стражи закона примут меры.
Хорошо я догадалась отправить Глюка проследить за ушлой паршивкой и предупреждение мы получили вовремя. Поэтому, когда среди ночи к нам в двери заколотили кулаком и на крыльце обнаружился магистерский секретарь в сопровождении двух полицейских и парочки сушеных вобл из религиозного благотворительного комитета при магистрате, они напоролись на суровый холодный взгляд не менее засушенной вдовы, одетой в строгое черное платье и со знаком божественной схимы на груди.
Все обвинения и инсинуации сбежавшей девицы были гневно отвергнуты под предлогом того, что лгунья сама вела себя развязно и аморально, за что и была выставлена вон. Господам предложили убедиться, что пороку нет хода в дом смиренного очищения и призора.
— Девушки содержатся здесь, чтобы искренним раскаянием и усердным трудом искупить свой грех! — холодно чеканила я, леденя взглядом непроизвольно съежившегося магистерского секретаря. — Тут нет места легкомыслию и пустому безделью! У нас закрытое заведение, и только ради присутствия этих добродетельных дам, — тут я сделала «реверанс» в сторону благотворительниц, разом почуявших во мне свою и явно потерявших изначальный морально-боевой пыл. — Я позволю мужчинам войти и осмотреть трапезную, рабочие комнаты и кладовые. В спальню к девушкам мужчинам и греху ход закрыт! Туда могут войти только женщины.
Ну, короче говоря, комиссия полюбовалась на утянутых в уродские платья и чепчики, тщательно загримированных под недоумертвия «воспитанниц», оценила голые лавки и столы, сиротские щербатые миски с жидкой бурдой, а также бочонок с розгами в углу (пришлось пустить на реквизит единственный приличный куст с заднего двора). Дамы сунули нос в спальню, где мы тоже успели навести полутюремную бутафорию, и комиссия убыла восвояси, весьма довольная результатом.