Обиженный рев где-то там, в вышине, совпал с ударом, таким сильным, что у меня вышибло воздух из легких. Но… но…
Но мне не было больно. И вообще, удар был слабее, чем должен, потому что я упала не сама по себе, а…
На камнях навзничь лежал Лильрин, который и снес меня с лестницы, спасая от страшных когтей, а потом мы вместе упали во двор, и он на лету извернулся, умудрившись еще и приподнять меня над собой, поэтому я даже не расшиблась, только дыхание перехватило.
А он упал на камни. И смотрел сейчас на меня широко раскрытыми глазами, в которых медленно таяли радость и… жизнь.
Этот идиот улыбался, а из уголка его рта медленно вытекала струйка крови и страшно пузырилась, намекая на пробитые легкие. А его тело уже тяжелело в моих руках, той особенной тяжестью, какой наливаются мертвые. Мне ли не знать, я столько раз отчаянно боролась и проигрывала, чувствуя неумолимое наступление смерти.
Но не сейчас!
— Не смей! — кажется, я закричала, но не голосом, а как-то иначе. А потом внутри меня упали заслоны, и сила хлынула вовне, заполняя искрящимся вихрем не только покалеченное тело Лильрина, но и весь двор.
— Дура, сгоришь! — еще успела услышать я, прежде чем алое с золотом заслонило весь мир.
Не знаю, кто там дура, а меня заело злое упрямство. Во-первых, зря я, что ли, столько времени его спасала? А во-вторых, он только-только начал что-то понимать и, может быть, даже угрызаться совестью за то, как был ко мне несправедлив. Но это не точно… а я хочу справедливости! И что, он теперь так просто умрет, весь такой улыбчивый оттого, что совершил подвиг и спас меня из когтей летающего монстра, а потом не дал разбиться о камни? Цаплину гузку ему, а не героическую смерть!
Сгорю, не сгорю… Да не дождетесь! Я так зла, что мне одной этой злости хватит всю крепость вылечить, потом прибить и снова вылечить!
Золотое пламя полыхало вокруг, мне было ужасно жарко и временами казалось, что я действительно горю. Зато в этом пламени растворился ревущий над крышами монстр — здоровенная ящерица с крыльями и когтистыми лапами, которыми она пыталась меня схватить. Растворился Сириан, машущий над нашими головами каким-то дрыном с железкой на конце, с которой в небо улетали синие лучи; растворились высунувшиеся из всех щелей лучники с отравленными стрелами; растворились визжащие на галереях ученицы целителей.
А заодно медленно, очень медленно, но неуклонно в этом пламени растворялись повреждения и раны Лильрина. И темная тяжесть смерти выгорала по кусочкам, отпуская свою жертву.
Когда последний сполох рыжего огня погас, унося с собой серый пепел умирания, стало даже как-то слишком темно и холодно. Я с чувством глубокого удовлетворения оглядела совершенно живого, здорового, изумленного и почему-то вроде бы испуганного бывшего жениха, потом сквозь подступающие сумерки (а вроде только что было утро) оглядела двор, наткнулась на злющие ярко-синие глаза златовласого капитана и…