Кавалерия ездил, как и спал, немного поодаль от людей Кнута. Он имел свои причины оставаться с бандой, хотя мог бы давно сбежать, прихватив с собой Удачу — лошадь, подаренную ему Падре, которая вот уже несколько лет его на своей спине возила. Прими дела подобный оборот, ничто не помешало бы Кнуту объявить его предателем и отправить людей по его следам, чтобы захватить или прикончить, но не это сдерживало Кавалерию. Просто в другом месте будет другой Кнут и другие шакалы, а вот проблемы останутся те же, начавшись раньше или позже!
Есть такое правило, что чем скуднее ландшафт, тем медленнее тянется путешествие по нему. За день они не встретили ничего живого, кроме нескольких популяций кактусов, состоящих в сумме из не более чем десяти растений. Кактусы они употребили в пищу. Когда копыта лошадей в сумерках застучали громче — это обозначило, что красная земля сменилась желтыми скалами — и Кнут приказал готовиться к ночлегу. Ни свет, ни заря они встали, перекусили и выехали, двигаясь от одного источника пресной воды к другому.
Здесь, в западных прериях, вода была жидким золотом, а золото принято прятать. Эти сокровища прятала сама природа в глубоких пещерах и среди непролазных скал. Только человек осведомленный в том, где в этой безжизненной пустоши находятся источники питьевой воды, мог на что-то рассчитывать здесь. Таким человеком был Мираж, он оставил им свою карту с пометками на маршруте, только благодаря ему бандиты имели, что пить.
В таком монотонном ритме прошла еще пара дней, а после еще несколько. Бандиты почти не вылезали из седел и были здорово раздражены необходимостью придерживаться дисциплины, которую в себе никогда не развивали и от которой сбежали, избрав легкую жизнь. К концу седьмого дня самые слабые начали подумывать о дезертирстве, но так как такие мысли у них и раньше случались по несколько раз за день, и в этот раз все обошлось.
Очень вовремя для Кнута на горизонте замаячила Скала в форме скакуна. Этот природный монумент изваял ветер, выточив его воздушными потоками. Дожди, падающие здесь раз в год, округлили спину гигантской лошади, изгладив ее круп, плечи, голову и шею. Раньше черты изваяния были четче и острее, но ветру, похоже, надоело видеть одно и то же каждый день, и он со временем начал править собственное творение, превращая его во что-то отличное от изначальной задумки. Теперь ушей почти не было видно, как и хвост давно канул в Лету, обрушившись однажды во время бури, но в общем и целом эта природная статуя по-прежнему напоминала гигантского скакуна, замершего в вечном галопе.