— Не тебя? Как раз с тобой, — произнес он шепотом мне на ухо, — я поступил хуже, чем с кем бы то ни было!
Эти слова обожгли меня как огнем. Я поднял глаза. Его лицо напряглось — я был уверен, что сейчас последует выстрел. Я закрыл глаза. Вокруг раздавались крики и шум, но все это, казалось, происходило где-то далеко. Я слышал только, как плачет мой брат. Весь мир растаял. Мы были вдвоем… Я и мой старший брат, который с детства опекал и защищал меня.
Он не убрал пистолет, но больше не держал меня.
— Обещай мне кое-что, Уилл.
— Что?
— Это касается Карли.
— Твоей дочери…
Кен закрыл глаза, лицо его болезненно исказилось.
— Она любит Нору, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы вдвоем позаботились о ней. Вырастите ее. Обещай мне это!
— А как же…
— Пожалуйста… Я прошу тебя!
— Обещаю.
— И никогда не приводи ее ко мне.
— Что?
Он разрыдался. Слезы текли по его лицу и смешивались с моими.
— Обещай мне, черт побери! Никогда не упоминай ей обо мне. Вырасти ее как свою дочь. И никогда не приводи ее ко мне в тюрьму. Обещай, Уилл! Обещай, а то я выстрелю!
— Сначала отдай пистолет.
Он неловко сунул пистолет мне в руку. А потом поцеловал меня — крепко-крепко. Я обнял его, моего брата, убийцу, и крепко прижал к себе. Он плакал как ребенок на моей груди.
Вдали послышался звук полицейских сирен. Я попытался оттолкнуть его.
— Беги! — прошептал я. — Пожалуйста, беги!
Кен не двинулся с места. Я так и не знаю почему. Может, он уже достаточно набегался за свою жизнь. А может, ему было просто хорошо. Он держался за меня до тех пор, пока полицейские не пришли и не оттащили его.
Мы вышли из машины Креста и втроем направились к зданию аэропорта. Нора шла впереди: ей не терпелось снова увидеть Карли. Я тоже с нетерпением ждал этой встречи, но очень волновался и даже немного побаивался.
— Мы поговорили с Вандой, — сказал Крест.
Я молча посмотрел на него.
— Теперь она все знает.
— И что?
Он остановился и пожал плечами:
— Похоже, что мы с тобой оба станем отцами раньше, чем предполагали.
Я обнял его, страшно радуясь за них с Вандой. Относительно своих перспектив я не был так уверен. Мне предстояло воспитывать двенадцатилетнюю девочку, которую я ни разу не видел. Я готов был сделать для нее все, но, что бы ни говорил Крест, настоящим отцом стать не мог. Мне со многим пришлось примириться. Даже с тем, что Кен, скорее всего, проведет остаток жизни в тюрьме. И все же его отказ встречаться с дочерью вызывал недоумение. Хотя, может быть, он считал, что действует в интересах девочки, что ей будет гораздо лучше без него… Спросить об этом самого Кена я, увы, не мог — со мной он видеться тоже отказался. Это было уж совсем непонятно. Однако его слова, сказанные шепотом: «С тобой я поступил хуже, чем с кем бы то ни было», до сих пор звучали у меня в ушах, вызывая горечь и боль.