Помимо британцев, отец и сын Набоковы ценили французов Флобера и Мопассана, итальянцев Д‘Аннунцио и, ныне прочно забытого классика, Сильвио Пеллико. «Госпожа Бовари» Флобера устойчиво пребывала в списке любимых книг и Владимира Дмитриевича, и Владимира. ВДН написал эссе о Флобере на его столетие (публикуется в Приложении 1), а его сын рассыпал многочисленные намеки, прямые и косвенные, на французского писателя по многим своим книгам (начиная с «Короля, дамы, валета», где суть интриги во многом флоберовская, и до «Лолиты») и, конечно, подробно разбирал «Госпожу Бовари» в своих лекциях.
А еще Гавриэль Шапиро рассказывает следующую забавную историю: однажды, еще до революции, на развороте «Бовари» ВДН написал по-французски: «Гениальная книга – перл французской литературы». В 1969 году В. В. Набоков на развороте своей собственной книги «Ада, или Радости страсти» написал на русском: «Гениальная книга – перл американской литературы». Вероятно, это было не только очередное проявление знаменитого самомнения писателя, но и приветствие отцу сквозь десятилетия и расстояния.
Что же касается литературных трудов своего сына, то в этом вопросе ВДН делал все, что мог, – сделал бы больше, но не успел. В числе прочего он ободрял Владимира, когда тот переводил роман Ромена Роллана «Кола Брюньон» (Набоков-Сирин в своей манере русифицировал имя героя, назвав его «Николкой Персиком»; кэрролловскую Алису, руководствуясь тем же принципом, он назвал «Аней»), и призывал его «не сдаваться» – очевидно, сын жаловался отцу, что работа идет не так хорошо, как хотелось бы. Немного повзрослев, Набоков-младший ясно осознавал определенные различия во вкусах с отцом, но все равно продолжал ценить его мнения и советы в литературных практических делах. Он писал, что отец «понимал каждую запятую» в его текстах.
Немногие сохранившиеся письма ВДН это только подтверждают. В частности, в письме к Августе Даманской, малоизвестной эмигрантской писательнице тех времен, Набоков-старший в октябре 1921 года пишет: «…мой сын на прошлой неделе уехал в Cambridge. Я бы охотно ему послал стихи, но я совершенно уверен, что, очень плохо зная немецкий язык, он даже в буквальном смысле их не поймет, а тем менее окажется в состоянии почувствовать их. Между тем это последнее условие необходимо, чтобы с умом перевести. Поэтому единственное, что я могу Вас попросить сделать, – это прислать точный перевод стихов. Тогда, быть может, сын мой ими вдохновится»[86]. И через три недели уточняет: «…я давно уже послал сыну стихи. Будет очень хорошо, если вы его подстегнете».