Огромное влияние на своего старшего сына Владимир Дмитриевич оказал и в таком его знаменитом увлечении, по сути, ставшем профессией, как лепидоптерология, наука о бабочках, или же, как сам В. В. Набоков предпочитал их называть, чешуекрылых. ВДН в свою очередь унаследовал эту страсть еще в подростковом возрасте, в 13 лет, от одного из своих учителей, немца, оставшегося безымянным. Имя учителя не сохранилось, а вот дата нам известна, и Гавриэль Шапиро ее называет: 17 августа 1883 года Набокову впервые сопутствовала удача в ловле бабочек. Его сын подробно описал зарождающуюся страсть отца к чешуекрылым в романе «Дар», а сам Владимир-младший поймал первую бабочку в более юном возрасте, нежели отец, – в свои семь, и в этом увлечении его поддерживал не только Владимир Дмитриевич, но и Елена Ивановна, мама, также много знавшая о грациозных насекомых (прочие Набоковы и Рукавишниковы относились к увлечению двух Владимиров крайне пренебрежительно). Бабочки то и дело вспархивают со страниц набоковских книг, но эта тема рассмотрена давно и сверхподробным образом, так что долго на этом останавливаться мы не станем.
Особая тема – Набоковы и спорт, в который мы включим и шахматы. А еще футбол, теннис, бокс, велосипед, даже крокет: увлечения семейства были действительно разнообразны. И влияние отца на Володю было и здесь огромным, едва ли не решающим.
Они часто играли в шахматы – и в спокойные времена в Петербурге, и в Крыму, и в эмиграции, когда Владимир-младший приезжал на каникулы к родителям в Берлин. Владимир Дмитриевич вряд ли составлял шахматные задачи, но с большой охотой их разгадывал, что не могло пройти мимо его старшего сына. Показательно, что даже на грузовом корабле «Надежда», увозившем Набоковых навсегда из России, отец и старший сын играли в шахматы (по крайней мере, В. В. Набоков об этом писал в «Других берегах»). «У одного из коней не хватало головы, покерная фишка заменяла недостающую ладью», – вспоминал Набоков-младший. В Берлине, уже после гибели отца, он продолжал играть в шахматы – на постоянной основе с тестем Евсеем Слонимом и другими друзьями, а по случаю и с титанами, когда сеансы одновременной игры проводили ныне неизвестный широким массам, но, безусловно, выдающийся мастер Арон Нимцович (Набоков ему проиграл, но держался, по собственным словам, долго; а еще с ним играли и водили знакомство Луис ван Флит, которого однажды упомянул Владимир Дмитриевич в своем письме), и значительно более известный Александр Алехин.
Конечно, когда слова «шахматы» и «Набоков» стоят рядом, мы тут же думаем о потрясающем романе «Защита Лужина» (хотя были и другие тексты, прозаические и стихотворные, так или иначе касающиеся этой темы). Роман 1929 года в первую очередь не о шахматах, а о глубинах сознания и подсознания, о безумии, в которое погружается человек, неспособный отличить явь от воображаемого мира, – и для иллюстрации этой идеи Набоков выбрал не что иное, как шахматы.