О сыне поговорим чуть ниже, а пока сделаем шаг назад и расскажем, что известно об Ольге.
После гибели отца она вместе с мамой и младшими братом-сестрой оказалась в Праге. Где она училась (в некоторых источниках указано крайне туманное «на курсах»), чем занималась – этого мы не знаем. Некоторую подсказку дает фраза ее старшего брата Владимира, который в августе 1924 года написал: «Оказывается, что Ольге нет смысла ехать в Лайпциг. Если она отсюда уедет, то теряется ее пенсия, да и с пением у нее здесь дело налажено: голос у нее необыкновенный, скоро она начнет выступать»[43]. Известен факт (его приводит историк эмиграции Анастасия Копршивова), что сестры Ольга и Елена хорошо пели, участвуя в занятиях студенческого хора под руководством знаменитого дирижера Александра Архангельского. Можно предположить, впрочем, с известной долей осторожности, что Ольга хотела продолжить музыкальное образование и (на это указывают слова В. В. Набокова) в дальнейшем начать сольную карьеру. Но что-то этому помешало.
Дальше мы можем с определенностью сказать о двух ее замужествах. В том же, что и младшая сестра, 1927 году Ольга вышла замуж за энтомолога Сергея Сергеевича Шаховского (1903–1974), представителя того самого княжеского рода, однако этот брак распался через три года и остался бездетным. Шаховской, как и Владимир Набоков, бывший недолгое время его шурином, собирал бабочек, и это их сближало – настолько, что они изредка, когда В. В. Набоков приезжал в Прагу, общались и после того, как Шаховской и Ольга развелись. Но эти встречи вызывали в Ольге серьезное недовольство, она хотела вычеркнуть Шаховского из своей жизни.
Почти сразу после развода с ним Ольга узаконила отношения с белоэмигрантом Борисом Владимировичем Петкевичем (год рождения неизвестен, скончался в 1963-м или 1965-м), а 2 февраля 1931 года на свет появился Ростислав, Ростик, их единственный ребенок, который прожил совсем недолго: всего 29 лет. Милого и симпатичного Ростика любили все, включая дядьев, тетку и более дальних родственников, о нем старались заботиться и помогать ему.
Мы сказали: «все, включая…» На самом деле, этих слов употреблять не следует: с тяжелым сердцем следует признать, что чувства родителей Ростислава, Бориса и Ольги, были очень странными. Они мало им занимались. О «нечистоплотности» уже упоминалось. Еще есть свидетельство В. В. Набокова, что Петкевич, «мрачный мещанин» с «грязными ногтями», однажды ударил Ростика, рассердившись на него за опрокинутую чашку (малышу не исполнилось и полутора лет). «Ольга рыдала и приговаривала: “Ты уж лучше меня колоти”. Евгения Константиновна говорит, что это уже не первый раз», – рассказывал Набоков в письме жене, приводя далее чьи-то слова – может, Петкевича, а может, просто цитируя ненавистный ему стереотип: «Дети должны бояться отца». Заработок тоже был отнюдь не гарантирован: Петкевич, по словам их внука, – «землемер и инженер», то находил работу, то терял, и в результате нередко Ростику одежду покупали на деньги Владимира (которых у него и так водилось в обрез). Единственное, что хоть как-то примиряло старшего сына Владимира Дмитриевича с мрачным Петкевичем, – его страсть к шахматам, они, встречаясь в Праге, иногда общались на шахматные темы и играли партии.