Искать Суржикова долго не пришлось: он вместе с уволенным водителем сидел за столиком в маленьком кафе на углу; перед гномом стояла кружка с остатками пива, помощник пил чай; на большом блюде одиноко жался последний расстегай.
— Ну что, все молчат? — спросил Влад, познакомив возможного свидетеля со своим шефом.
— Да в том и дело, что все говорят, но никто — по делу, — с досадой махнув рукой, Алекс подозвал официанта и попросил принести ему чаю, рюмку рябиновой настойки и пирогов с визигой. — Думал, от старухи будет толк, но тоже пока никакого.
— Ермолаевна, что ли? — голос у Хальгридссона оказался низкий и какой-то гулкий, будто он говорил в пустую бочку. — И что она тебе сказала?
Ну, да, гномы вообще правилами поведения не особо заморачиваются, поэтому обращение на «ты» — в порядке вещей для них. «Кстати, — мелькнула мысль у Алекса, — вполне могло это быть одной из причин увольнения! Госпожа Джаванширова — дама тонная, такого простецкого поведения могла и не потерпеть».
— Да в том-то и дело, что ничего полезного, — с досадой ответил он и вгрызся в пирог.
— Небось, на хозяйку жаловалась, что Петрушу её обидела? Знаешь, хозяйка наша не то чтобы вся в белом, но сказанное о ней Ермолаевной надо делить на четыре. А то и на пять.
— Это я понял, — кивнул Верещагин. — Уже разделил. Ну, а ты что-то скажешь?
— Ну-у… — гном подёргал себя за бакенбард. — Тут дело такое. Адреса, куда он ездил, я не знаю. Вернее, не так: я отвозил Петра Степановича на Миусы, там возле детского парка он меня отпускал, и домой возвращался уже сам.
— А почему ты думаешь, что ездил он к этой своей даме?
— Так куда ж ещё, если мне велено было домой раньше восьми вечера не возвращаться?
— Действительно… Ну, и как ты проводил время?
Тут сыщикам довелось увидеть редкое явление: гном покраснел. Уши запылали, скулы, нос, лоб — всё, всё покрылось лихорадочным румянцем.
— Я… в клуб ходил, — сказал он, и одним глотком допил пиво. — Официант, принеси ещё кружечку тёмного!
— В мужской, что ли? — не понял Суржиков. — С голыми красотками?
— Побойся бога, какие красотки? — Хальгридссон искренне возмутился. — Я серьёзный мужчина, лет через десять и жениться смогу! Нет, там рядом, на Миусах… только поклянитесь, что никому не скажете?
— Честное слово, никому, — кивнул Алекс.
Влад по собственной инициативе добавил:
— Ни в жисть, чтоб мне больше ни разу пирогов не есть!
— Клуб рукоделия, — тихо сообщил гном. — Я… того… гладью вышиваю. Учусь, то есть.
— Хорошее дело, — одобрил Суржиков. — Говорят, король Нордхейма этим увлекается.