— Я желаю иметь с вами небольшой разговор, гражданин директор, но несколько позже…
— Когда же?
— Этой ночью… Теперь ваш праздник только что начался… Вас призывает обязанность хозяина… А я буду ухаживать за дамами.
— Это он! Это он! — повторил Дюфур с испугом.
Баррас опять пожал плечами, а Каднэ поцеловал руку госпожи Тальен, обменялся быстрым взглядом с Марион, потом исчез в толпе, опять принявшись за свои штуки и вызывая повсюду хохот.
Баррас задумался, но, когда Каднэ исчез, он вздохнул свободнее и посмотрел на Марион. Красота цветочницы имела что-то резкое, поражавшее сердце. Взгляд ее проникал в глубину души, и Баррас тотчас поддался очарованию.
— Кажется, сердце любезного директора воспламеняется от прекрасных глаз Марион?
Дюфур хотел протестовать против мнения госпожи Тальен, но та остановила его, взяв за руку и говоря:
— Обойдемте залы.
Госпожа Тальен хотела избегнуть, по крайней мере, на это время, всякое объяснение с Баррасом о Каднэ. Баррас не удерживал ее; он был занят Марион, принудил ее взять его под руку и с торжеством прохаживался с нею между своих двух тысяч гостей.
— Эге! — говорил один щеголь, увидев их. — Эта Марион — хитрая штучка! И, отказываясь от наших предложений, она знала, что делала.
— Вот еще! — сказал другой.
— Конечно. Разве ты не видишь, друг мой, что директор Баррас уже без ума от нее?
— Это очень жаль! — говорили в другой группе. — Марион продавала такие славные букеты!
Баррас видел, что толпа с улыбкой расступалась перед ними.
— Счастливый директор! — вздыхали все те, которых отвергла цветочница Марион.
Баррас вышел из комнаты на террасу, потом спустился со ступеней крыльца в парк.
— Директор делает в любви быстрые успехи, — перешептывались несколько голосов.
В глазах всех гражданин Баррас уже одержал победу над Марион. Она, вся бледная и взволнованная, позволяла ему увлекать себя.
— Итак, моя красавица, — говорил любезный директор, который отвел Марион в темную и почти пустую аллею, — вы цветочница?
— Да… гражданин.
— Ремесло бедной девушки, мой ангел!
— Бедной девушки, которая живет только трудом, гражданин.
— Отель, экипаж, бриллианты и кружева лучше пошли бы к вам, чем лоток, моя красавица.
Марион вздохнула. Баррас иначе понял этот вздох и продолжал более настойчивым тоном:
— Если бы вам предложили все это?..
Но Марион вдруг выдернула свою руку, которую нежный директор тихо пожимал, и отвечала:
— Я не продаю себя, гражданин!
— Фи, какое гадкое слово!
— И вам пришлось бы заключить со мной плохую сделку, гражданин: мое сердце так было истерзано когда-то, что оно уже не имеет сил любить.