— Нет.
— Однако ты был уверен, что я сумасшедший?
— Да.
— Это ты запер меня в солэйском погребе?
— Я.
— И говоришь, что ты не изменник?
— Клянусь вам.
— Когда так, постарайся объясниться.
— Это легко. С кем вы приехали в Солэй?
— С шатель-сансуарской национальной милицией и жандармами.
— Разве вам удалось подчинить себе всех этих людей?
— А! Точно! — сказал Курций, вспомнивший медленность и дерзкие возражения Жана Бернена. — Ну и что из этого следует?
— Прежде чем я объяснюсь, велите уйти всем, — продолжал Брюле.
По знаку Курция солдаты удалились и вынесли трупы Жака и двух работников.
— Вы были тогда обмануты, — сказал Брюле Курцию.
— Кем?
— Жаном Берненом, который оказался роялистом и продержал вас целую ночь только для того, чтобы дать другим время похитить генерала.
— А! — с гневом сказал Курций.
— Это истинная правда.
— Я велю его расстрелять сегодня же…
— Это ваше дело, но вы понимаете, что я должен был поддакивать им.
— Зачем?
— Чтобы вас спасти! В тюрьме не умирают.
— Но объясни мне все-таки, зачем ты мне изменил?
— Говорю вам, я вам не изменял, я вас спас…
— Почему ты связан и как очутился здесь?
— Это другая история. Роялисты услыхали два слова, которые я шепнул вчера утром Зайцу, которому я приказывал отворить вам ночью двери погреба, негодяи на нас и напали. Не знаю, что они сделали с моим сыном, а я вот здесь.
Брюле не боялся, что слова его опровергнут. Заяц убежал, а Жак Кривой — мертвый. Притом он говорил таким уверенным тоном, что убедил Курция. Чрезвычайный комиссар удостоился протянуть руку фермеру, забыв, что пленник не может ее пожать.
— Развяжите меня прежде, — сказал ему Брюле.
Курций взял нож и разрезал узы фермера. Тот встал, глубоко перевел дух и заговорил свободнее, но несколько понизив голос:
— Я думаю, что если бы мы могли понять друг друга, гражданин, мы устроили бы прекрасное дельце.
— Ты думаешь?
— Да, я вам выдам роялистов.
— Всех?
— Кроме одного. Этого я оставлю для себя.
— Но… других?..
— Через три дня не останется ни одного.
— Что ты хочешь за это?
— О! Многое.
— Но все-таки?..
— Во-первых, я хочу сто тысяч ливров.
— Это дорого.
— Как хотите, гражданин.
— Хорошо, я заставлю директоров дать тебе эту сумму. Но это все?
— Нет, я еще хочу жизнь Солероля.
Эти слова сняли пелену с глаз Курция.
— А! — сказал он. — Я теперь понимаю все: ты хотел освободиться от Солероля и изменил ему.
— Ему — да, а не вам.
— Разве ты ненавидишь Солероля?
— Смертельно.
— За что?
— Он хотел меня обесславить.
— Может быть, ты и прав, но я не могу тебе дать жизнь Солероля.
— От вас мне нужно не совсем это.