Когда в одном из таких домов забеременели сразу три перевоспитанные и об этом узнал весь Остров, Гликерия лично возглавила расследование. Подозрение пало на 92-летнего привратника Евлампия. На публичном дознании означенный Евлампий не вспомнил не только женщин, с которыми якобы согрешил, но даже и то, каким образом это делается.
Забеременевшие, однако, его вспомнили и заявили, что в момент их совращения он был в высшей степени бодр, настойчив и изобретателен. Глядя на Евлампия, напоминавшего сухую ветку на ветру, многие в его настойчивости усомнились. Слезящиеся глаза совратителя были сосредоточены на ближайшем облаке. Весь его вид свидетельствовал о слабом понимании происходящего. Евлампий был признан виновным и казнен.
Впрочем, что уж тут говорить о Евлампии, когда Гликерия совершала неоднократные попытки убить своего воспитанника Парфения. По счастью, всякий раз Ангел-хранитель отводил ее руку от отрока. Самым известным таким случаем была игра в ножички, когда княгиня подговорила одного из мальчишек метнуть нож в Парфения. Гликерия объяснила это тем, что под рубахой у Парфения надета-де кольчуга (хотя кто же носит кольчугу под рубахой?) и ничего с ним не случится, тогда как князю надо привыкать к любым неожиданностям, и что метание ножа лучшее лекарство от пресловутой неповоротливости малолетнего. Она была большой мастерицей заплетать мозги, эта Гликерия.
Когда же благодаря крику Ксении с другого конца Острова убийство не состоялось, княгиня поспешила отрубить мальчишке голову, причем в ожидании палача явственным образом закрывала ему рот. Гликерия не ожидала лишь того, что, даже будучи отрубленной, голова заговорит. Лежа на красных от крови ступенях (за отсутствием эшафота казнь осуществилась на лестнице) рядом со щуплым детским телом, голова рассказала и о просьбе Гликерии, и о кольчуге, и еще кое о чем.
Удивительно, вскричала Гликерия, удивительно, какие глупости говорит эта голова! Отрок сей, без сомнения, безумен.
Да он просто потерял голову, поддакивали льстецы и прихлебатели, глядя на то, как кровь из аорты всё еще продолжала толчками вытекать на ступени.
И никто не смел заткнуть голове рот, и тогда к лестнице бросилась Гликерия, не боявшаяся не только говорящих голов, но и самого князя мира сего. Когда она наклонялась к голове, нога ее поехала на скользкой от крови ступеньке. Падая, княгиня коснулась лбом отрубленной головы, и лоб ее стал алым. Говорят, что кровь эта не смывалась с ее лба сорок дней, иначе как же можно объяснить то, что в течение такого времени она не покидала Дворца и никому не показывалась?