Я, грешный, не знал.
Атанас положил на рукопись ладонь:
Из этого следует, что историю необходимо привести в соответствие с величием народа.
Когда же я осмелился указать ему, что история у нас такая, какой дана нам Богом, он ответил, что Бога в прежнем понимании больше нет. Я же спросил у Атанаса, что есть Бог в новом понимании, и он ответил:
Светлое будущее.
Спустя неделю во Дворце был собран Высший совет, посвященный прошлому и будущему, на который доставили и меня. Первым выступил Председатель Острова Касьян и довел до сведения присутствующих, что в жизни всякого народа существует прошлое, настоящее и будущее. Не в силах справиться с восхищением, кто-то из Высшего совета потребовал включить эти слова в учебник истории, а все дальнейшие исторические сочинения ими открывать.
Председатель Касьян хотел было это предложение оспорить, указав, что им высказывались и более яркие суждения, которые он мог бы по малом времени обнародовать, но Высший совет счел необходимым увековечивать все мысли Председателя, дабы ни одна из них не была утрачена для потомков. Видя непоколебимость Совета, Касьян вынужден был согласиться.
Вдохновленный вниманием соратников, Председатель подарил им и более яркое высказывание, вызвавшее новый взрыв одобрения: история должна отражать не только прошлое. По мысли Касьяна, историкам отныне следовало описывать и будущее, поскольку в конечном счете оно становится прошлым. Будущее он призвал сделать особым разделом истории.
Развивая сказанное Председателем, Атанас предложил раздел о будущем назвать пророчеством. Здесь, однако, его ждала суровая отповедь.
Пророчество, сказал Касьян, по сути своей ненаучно, мы же занимаемся научным предвидением, которое единственно правильно, потому что верно.
Историкам было предписано предаться научному предвидению будущего, излишне не увлекаясь прошлым и даже настоящим, которое лежит слишком близко к прошлому. Мне, многогрешному Галактиону, велели оставаться хранителем прошлого и исправлять его время от времени в той мере, в какой это будет благопотребно настоящему. Я же, каясь в сожжении истории, во искупление греха своего продолжу втайне историю настоящего, которое незаметно перетекает в прошлое.
Распоряжение Атанаса уничтожить записи, относящиеся к апагонскому владычеству, решением Совета признавалось верным и исторически целесообразным. Любые упоминания об этом периоде запрещались и рассматривались отныне как государственное преступление.
Когда произошли все означенные перемены, я, верный ученик покойного Илария, испытал жгучую жалость к университетским профессорам. Дальнейшие события показали, что за этих исследователей я опасался напрасно. Вскоре ими был опубликован меморандум, в котором роль прошлого в истории объявлялась преувеличенной, значение же будущего приуменьшенным.