Познакомилась Мария и с дочерью подруги — худой трехлетней девочкой с тонкими волосами, заплетенными в жидкие косички, с маленьким, печальным и на удивление взрослым лицом. Чаще всего она тихо играла с куклами в дальнем углу комнаты, где жила подруга, словно неприхотливый маленький домашний зверек, и никогда не беспокоила мать детскими шалостями или просьбами. Сердце Марии жалостно сжималось при виде девочки. Девушка ощущала болезненное одиночество ребенка и недостаток материнского тепла, и всячески старалась развеселить ее. Мария приносила девочке вкусности из столовой и при любой возможности пыталась разговорить. Но та лишь односложно отвечала на вопросы, с молчаливой благодарностью принимала гостинцы и вновь уходила в свой угол. За небольшую плату, когда мать уходила на работу, за девочкой присматривала старая женщина, жившая по соседству. И так как работа отнимала у матери шесть дней в неделю с раннего утра до позднего вечера, то девочка зачастую была предоставлена сама себе и не была привязана к матери. Мать, впрочем, никак не тяготилась такой ситуацией и воспринимала ее как должную.
В один промозглых вечеров девушки собрались к комнате Марии обсудить последние сплетни. Ближе к полуночи, когда они исчерпали темы для разговоров и собирались расходиться, подруга неожиданно призналась Марии в том, что у нее есть мужчина, и прежде чем рассказать детали, долго выпытывала клятву ни при каких обстоятельствах не выдавать ее тайну.
— Поклянись хлебом, что никому не скажешь, — зловещим шепотом верещала подруга.
— Ты такая смешная, — отмахнулась Мария, смеясь над просьбой.
— Клянись или не скажу. Клянись матерью! Хлебом клянись! — настаивала девушка.
— Хорошо, хорошо, не буду я никому говорить. Что ты? Зачем мне это? Какой толк?
— Скажи: «Клянусь хлебом и матерью»! — не унималась та, театрально пронзительно смотря в глаза Марии.
— Хорошо. Клянусь хлебом и матерью, что никому не скажу, с кем ты спишь, — ответила девушка и залилась звонким смехом.
— Дура ты! — не выдержала подруга и тоже захохотала, хлопая себя по плотным ляжкам.
Лицо девушки выражало возбуждение и нетерпение поделиться с Марией своим секретом. Голос подруги то зловеще шептал, то срывался на визг. Скрывать подобные подробности своей жизни от Марии было для нее мучительным испытанием и сейчас, когда она, наконец, решилась освободиться от своего бремени, информация словно срывала последние заслонки, готовая в любой момент вырваться наружу в долгожданном прорыве.
— Ладно. Молчи. Слушай, — начала она, — он тоже с базара. И он женат, — она сделала долгую трагическую паузу, ожидая, пока сведения произведут должное впечатление на Марию, — тебе смех, а если кто узнает про нас, то мне не жить…, — добавила она.