— Доченька, ну что ты говоришь, ну что мы можем? Ты же знаешь, что они правы. У нас ничего против них не получится. Они же прокурорские и знают нужных людей в области. У них везде свои люди и они всех смогут купить, если нужно. А если я пойду писать заявление, жаловаться, то никто меня и слушать не будет. И денег мы от них не получим. Уж так все устроено, девочка, ничего не поделаешь. Ты молодая, еще не понимаешь. Но со временем поймешь.
— Да как вы можете так говорить?!! Это же ваш сын тут лежит, страдает, а вы говорите, что так все устроено!!! — В сердцах выкрикнула Мария, всплеснув руками.
— Ай, дочка! Ты обвиняешь меня. Я понимаю, но что мы можем, скажи, что?!! — мать повернула к дочери свое худое морщинистое лицо в скорбной гримасе.
— Я не знаю, мама, я не знаю… — девушка низко согнулась и в отчаянье опустила лицо в ладони.
Клокотавшая внутри ярость и обида понемногу улеглась. Девушка пожалела, что позволила эмоциям так неприлично выйти наружу перед матерью. Это было несправедливо к ней, в горячности обвинять ее в этот тяжелый час в том, в чем та нисколько не виновата. В глубине души, в плотной тверди сознания, под оседающей пылью эмоций, она понимала, что мать была права. Они были бессильны. Они были бесправны. Они были беззащитны. Потому что у них не было денег. Не было связей. Не было понимания того, что можно предпринять для того чтобы наказать водителя. Они ничем не смогут противостоять тем людям, и лучшее, что можно сделать в их положении, это послушно ждать милости и подачки.
2. Сделка
Через некоторое время в глубине коридора раздались громкие шаги. К ним приближались двое мужчин. На них не было халатов, и их обувь не была обута в синие пакеты бахил, как у всех других. Первый был в полицейской форме. Нелепая фуражка овальной формы высоко торчала на макушке круглой головы. Его походка была семенящей и суетливой, а невысокая полноватая фигура удивительно подвижной. За ним шел второй, высокий мужчина в темном пальто. Несмотря на то, что по возрасту, он выглядел младше своего попутчика, он с первого взгляда казался авторитетнее первого. Как человек обладающий властью. И эта властная уверенность, граничащая с надменной наглостью, сквозила в каждом его движении. Он шел позади полицейского, неспешно, деловито пронося свою крупную фигуру, и самоуверенно осматривался. На его красивом смуглом лице сквозила неприкрытая и откровенная надменность ко всему окружающему, и в особенности к семенящему впереди попутчику. В руках он сжимал черный лакированный портфель под цвет безупречно чистым сверкающим туфлям.