— Что ты говоришь? Ты украла у нее деньги?
Мария с испуганным удивлением посмотрела на подругу, как ошпаренная. Удивительнее и непонятнее для нее было даже не то, в чем призналась подруга, а как та поведала ей об этом. Обычным голосом, без всякого стеснения, так просто. Как будто речь шла не о воровстве даже, а о том, что та купила хлеб к ужину. Мария не знала что сказать, что ответить, как реагировать. Она понимала и принимала свою вину в том, что сама не разрешила с подругой вопрос оплаты, что ее забывчивость спровоцировало ту на проступок, но все же, признание в открытом воровстве шокировало ее.
Как ледяным душем, Марию окатило осознание того, что она совсем не знает этого человека. Она растерянно моргала глазами, непонимающе смотря на подругу. Девушка хотела было сказать что-то, но не могла сообразить что и слова завязли в гортани. Мысли в ее голове словно застыли в оцепенении, неспособные шевелиться под тяжестью обвалившегося на них откровения.
Подруга же была поглощена своим рассказом, время от времени отрываясь, чтобы отправить очередную порцию еды в рот. По ее увлеченному, легкомысленном виду было очевидно, что та нисколько не осознает какую реакцию вызвал ее рассказ у Марии. Ей было неведома борьба, вызванная ее словами в душе девушки. И, наверное, она бы удивилась, что такие пустяки, как она думала, могли бы столь сильно возмутить кого-либо.
Немного отойдя от своего внезапного оцепенения, мысли Марии, медленно, с трудом, зашевелились, чтобы обдумать и решить, как поступить ей дальше. Образ подруги, созданный ею за прошедшие месяцы, оказался лишь иллюзией, ее иллюзией, вымыслом, плодом воображения. Но тут не было вины подруги, подумала Мария. Это она сама его придумала. Потому что она сама хотела, чтобы так было. И теперь только она, только она виновата, что оказалась в столь сокрушительном разочаровании. Не нужно так больше делать, выдумывать себе людей, решила Мария, пытаясь придать своему лицу обычное выражение и не выдать подруге бурю эмоций, бушующую внутри. Нужно принимать людей как они есть, сокрушалась она, чтобы не было так больно и обидно, как сейчас.
Еще она с горечью вспомнила, как нелепа и мелочна была ложь подруги о сумме украденных ею денег. Ведь она ясно помнила, что тетка говорила о сорока тысячах, а подруга упомянула лишь о десяти. Марии стало противно, душно, мерзко. Прежде всего, от себя самой, что она сидит тут, ест и пьет, и выслушивает подругу, молча, не говоря ни слова против.
Отрешенно рассматривая подругу, как в тумане слушая поток ее слов, гримасы ее угловатого лица, Мария наконец рассудила, что у нее есть два выхода из сложившегося положения. Либо она, по зову совести, по велению сердца, открыто обвиняет ту в воровстве и осуждает за проступок. Это, конечно, будет означать, что она откажется от помощи с работой, о чем она только собиралась спросить. Потом она уйдет из квартиры и останется на улице. Так как у нее нет денег, и она не сможет купить билет домой, и ей придется позвонить матери и просить приехать за ней. А той, чтобы вернуть дочь домой, придется, унижаясь, ходить по поселку и просить денег в долг чтобы заплатить за автобус, так как последние деньги были потрачены в больнице. За это время она должна будет дойти пешком до вокзала и ждать мать там, долгими часами, возможно до утра. Но не это было самое ужасное и невыносимое. Ужасно было представить, что ей придется все рассказать матери, во всем признаться, зная как та рассчитывает на нее. Только вчера она обещала достать денег для брата и позволила матери быть уверенной в этом. Да, она помнила эти глаза матери, этот особый взгляд, которым она посмотрела на нее, как на взрослого человека, с гордостью, с надеждой, как на взрослого, способного помочь ей в трудности, взять на себя ответственность. И теперь ей придется сказать, что ничего не вышло. Что она не справилась. Рассказать, что тетка прогнала ее и она еще осталась ей должна. А что будет с братом? Пройдет две недели и его выпишут из отделения. При отсутствии должного ухода, он останется калекой и не сможет ходить. Все по ее вине. Потому что она оказалась неспособной, глупой, ни на что негодной!