Торричелли ещё пацан, пусть учится. Когда повзрослеет, нужно будет осуществить его мечту и соединить их с Галилеем в тандем. Его учителя Кастелли, кажется, тоже надо будет забрать. Паскаль ещё не родился. А вот Декарту сейчас около двадцати лет, его нужно будет вывозить из Европы с её тридцатилетней войной обязательно, пусть творит во славу России. Пожалуй, больше никто и не вспоминается.
Что ещё? Сельское хозяйство. Из воспоминания Петра Пожарского всплыло, что тот решил в папенькиной вотчине разводить польских великанских лошадей дестриэ. Это осуществим обязательно. Нужно будет завести из Европы картофель, перец, баклажаны, подсолнечник и кукурузу. Где-то лет через пятнадцать в Голландии начнётся тюльпаномания, нужно к ней успеть и погреть на ней руки, значит, придётся раскошелиться сейчас и закупить пёстролепестные и темно-красные тюльпаны.
Китайский чай сейчас идёт в Европу, в том числе и через Россию. Нужно будет известную авантюру с копорским чаем попробовать провернуть сейчас. Хорошо бы ещё из Скотландии и Испании завести овец. Шерстяная ткань на механических станках – основа всей экономики попаданцев. Ещё нужно будет повспоминать про одуванчики, Сталин из них резину делал в годы первых пятилеток.
На этом месте Афанасия Ивановича прервали.
– Княжич, жив! Здоров ли? – проснулся и увидел его открытые глаза стрелец, дежуривший у изголовья.
– Поздорову, – попробовал своё знание языка и голос заодно Афанасий Иванович.
Язык серьёзно отличался от современного русского, какая-то новгордско – украинская смесь, но вместе с памятью княжича Петра к генералу пришло и знание этого языка, как устного, так и письменного.
– Испей вот взвару целебного, – сын травницы Прасковьи Фома Лукин, зачерпнул из глиняной миски, уже испробованного болезным напитка, глиняным стаканчиком и протянул Петру.
Афанасий Иванович выпил весь предложенный лечебный напиток и поднялся с лежанки из веток.
– Полежал бы, чай болезный, – сделал попытку придержать княжича стрелец.
– На том свете належимся, – отстранился Пётр и сел на лежанке.
В теле чувствовалась ещё слабость, даже голова слегка закружилась, но генерал стиснул зубы и поднялся. Рубаха была мокрой от пота, он её стянул через голову и вышел из шатра в одних портках. Утро было по-осеннему прохладно, на траве поблёскивали в лучах поднимающегося над лесом солнца росинки. Заливались нестройным хором птицы, попахивало костром, двое стрельцов готовили в большом горшке кашу с мясом. Благодать.
Ну, про благодать это, наверное, Пётр Дмитриевич подумал, а вот Афанасий Иванович подумал, что надо бы проверить, на что способно его новое тело. Вспоминая молодость, бывший учитель первых десантников Советского Союза проделал несколько катов и в кульбите упал на траву отжаться. Растяжка у княжича была так себе. Натренированность мышц на длительное упражнение ещё хуже, барчук, одно слово. Отжавшись, пять раз на левой руке, пять раз на правой, а потом два десятка на обеих, Пётр рухнул в мокрую траву. Стыд и позор.