Периклиев понимал цель этих длительных, ужасно сложных допросов, в которых без труда обнаруживалось все: педантичное терпение, педантичное следование в одном и том же направлении, педантичное соблюдение методов ведения допроса. Они поставили себе цель утомить его, запутать. И тогда поймать на противоречиях.
На четвертые сутки Верк торжественно объявил, что господин Периклиев решил пожертвовать жизнью ради какого-то адвоката в Болгарии. Арестованный был ошарашен. Значит, произошел провал с доктором Пеевым!
— Вы избегли бы мучительной смерти, если бы признались во всем. Вы же знаете, в чем мы вас обвиняем. Вы избавили бы нас от лишнего труда и избежали бы лишних неприятностей.
Периклиев грустно улыбался и в который уже раз повторил:
— Я попросил бы вас, господа, разъяснить мне, из-за кого рушится моя карьера.
Шел пятый день с момента ареста. Верк вошел в следственную комнату с грудой папок. Сел за письменный стол. Махнул рукой. Это означало, что подследственный может сесть.
Раскрыл объемистую желтую папку. Перелистал ее. Показал «своему подшефному», как он любил называть Периклиева.
— Настал конец вашему упорству, господин. Не люблю разоблаченных, но теперь буду вынужден терпеть еще одного.
Масса фотографий. Несчастные. Что же сейчас происходит в Софии? Копия следственного дела лежит на письменном столе Верка. Документы переведены на немецкий язык. Имеются выдержки из показаний, экспертиз, заключений Гешева и Костова. Предположения.
— Назовите имена этих людей!
Периклиев безо всякого колебания показал доктора Пеева:
— Этот господин — Александр Пеев. Видная личность в Софии. Бывший мой хозяин. Великолепный адвокат. Человек с эрудицией профессора.
Верк протянул Периклиеву лист с радиограммой Пеева в Москву. В ней упоминалось и его имя.
— Господин следователь, я переписываюсь с доктором Пеевым, как и со многими другими! Если правда то, что он воспользовался моим именем, это означает только одно: он использовал вообще всех, с кем имел хоть какое-нибудь дело. Вряд ли будет правильным допустить, что доктор сообщит всем своим знакомым, что он агент большевиков. Да я бы… я бы поставил вас в известность…
Верк молча встал. Схватил подследственного за лацканы пиджака и поднял со стула. Толкнул его с огромной силой своих ста килограммов — и жертва растянулась на цементном полу. Верк начал бить Периклиева ногами. Снял со стены плеть. Из сил выбился примерно через час. Вызвал двух полицейских. Показал им на стонущего окровавленного подследственного:
— В камеру! Никакой еды в последующие сутки!