Вот они и выжидали, навострив уши и не сводя глаз со Свиного гребня.
Примерно через час ночь наполнилась эхом резких голосов. Кто-то яростно ругался на орочьем языке.
– Ублюдки сегодня гостям не рады, да? – прошептал Овес.
Значит, Вождь решил не рисковать и не впустил чужаков. С его стороны это служило проявлением осторожности, а значит, он не был вполне уверен в себе.
– Идем, – скомандовал Шакал тихонько и устремился к стене, надеясь, что все взгляды были обращены к дальнему концу крепости, откуда доносился шум. Если же нет, он мог об этом и не узнать, особенно если сопляк-караульный хорошо стреляет.
На полпути к стене Шакала сразило. Не тренчальной стрелой и не дротиком, а жаром. Его чуть не отбросило от удушающего невидимого барьера, пришлось даже закрыть глаза. Но он сделал над собой усилие и рассек скрадывающие воздух волны. Позади него Овес недовольно крякнул от неожиданности. Стены Горнила были намеренно устроены таким образом, чтобы нагреваться, когда работали печи, а ведущий внутрь тоннель превращался в смертельную ловушку для всякого, кто туда войдет, но такого Шакал ни разу не видел за все годы, проведенные в крепости. Дрожа и обливаясь потом, он наткнулся на кирпичи и тотчас отпрянул, чтобы не обжечь кожу. Его поразило, что материал стен до сих пор не пошел трещинами. Рядом показался Овес – у него уже капало с бороды. Трикрат разинул рот и покачал головой, отрицая всякую возможность пробраться внутрь.
Бессильно стиснув челюсти, Шакал стянул платок с головы и грубо разорвал его пополам. Овес, увидев, как он обернул им руки, последовал его примеру. Затем трикрат сбросил с себя бригант, оставшись с голым торсом, как Шакал. Они почти одновременно вскочили и ухватились за верхушки угловых контрфорсов, поддерживавших откос стены. Овес зарычал, не разжимая челюстей, – от боли в обнаженных пальцах, которую испытывал и Шакал. Тем не менее им удалось вскарабкаться наверх и найти опору в первом ряду арочных ниш. Овса теперь не было видно, но Шакал слышал его шипящее дыхание. Ниши были слишком малы, чтобы встать в полный рост, зато их глубины хватало, чтобы сидеть на корточках, не теряя равновесие. Хотя его кожа больше не касалась камня, Шакал мучился от адского жара, проникавшего сквозь ботинки.
Быстро облизав пальцы, он ухватился за правый край арки и, качнувшись, оттолкнулся одной ногой от ниши. В прыжке он ухитрился зацепиться левой рукой за впадину между кирпичами, стараясь не обращать внимания на шипящий звук. Уклон стены теперь был меньше, но по нему можно было добраться до второго, почти вертикального выступа. Ухватившись за каменную опору обеими руками и упираясь в кирпичи пальцами ног, Шакал по-обезьяньи прополз по ней вверх. Когда пальцы начало жечь, он стиснул зубы. Выше стена поднималась еще примерно на два роста Шакала. Дальше виднелась решетка частокола, а значит, обжигающий камень на этом заканчивался. Смирившись с болью, Шакал полез вверх, торопясь, чтобы не жгло руки. Заботиться об осторожности, искать следующую опору для руки было некогда – отчаянно хотелось только поскорее прекратить мучительные прикосновения к камням. Остановиться значило сгореть.