Он принялся наставлять Санчо.
– Отправь птицу. Когда он сюда придет, отдай ему тело и лошадь. Скажи, что это от Серых ублюдков.
– А мне что? – спросил Санчо с вызовом. – Что я получу за посредничество?
Шакал сделал глубокий вдох.
– А чего ты хочешь?
– Сам знаешь, – ответил Санчо.
– Знаю, – согласился Шакал. – Ладно. Я скажу вождю.
Бордельщик мгновение смотрел на него, потом кивнул. И, бросив последний неприязненный взгляд на кавалеро, Санчо проковылял внутрь.
Овес стиснул зубы.
– Ваятелю это не понравится.
– Дни, когда мы старались делать то, что ему нравится, почти сочтены, так что пускай привыкает, – ответил Шакал, тяжело выдыхая через ноздри. – Готовь свиней.
Солнце еще не подошло к зениту, а день уже был жарким. Шакал ехал впереди, двигаясь в быстром темпе, чтобы воздух обветривал кожу. Очажок хорошо отдохнул и рвался вперед. Шакал не сдерживал свина и только сжимал одной рукой щетину его гривы. Поджимая пятки, полуорк обхватывал туловище Очажка бедрами и покачивался в ритм его спешного шага.
Холмистые, залитые солнцем равнины Уль-вундуласа тянулись во все стороны, валуны и сосновые кусты остались позади и только ветер шелестел в уши. Шакал пытался представить время, не столь давнее, когда еще не существовало копыт, когда полуорки были рабами, а свины, на которых они сейчас ездили, – просто вьючными животными. С тех пор прошло всего несколько десятков лет. И хотя это было не сильно раньше его рождения, представить то время Шакалу удавалось лишь с трудом. Это стало его жизнью – ездить верхом, чувствуя под собой сильного зверя, раздувающего ноздри, будто меха, и пережевывающего лиги в пыльные облака, что оставляли позади стучащие копыта.
Очажок был внушительного вида боровом, выведенным ради скоростных качеств, а всего несколько поколений назад его предки были неуклюжими животными, которых запрягали в фургоны и водяные мельницы во времена Нашествия орков. Ваятель и другие старожилы говорили, что те первые свины не знали усталости, однако вся их сила применялась для того, чтобы тянуть тяжелые грузы. Большой бородатый олений свин – так прозвали это животное люди, но рабы-полуорки, которые заботливо ухаживали за свинами, именовали их варварами.
Название прижилось, только теперь варвары в копытах полукровок стали настоящими ездовыми животными, а не рабочим скотом. Всего в три четверти роста в холке по сравнению с гиспартскими жеребцами и на более коротких ногах, они были не столь быстры на небольших расстояниях, зато несравненны в длинных переездах по пересеченной местности – благодаря исключительно компактной и эффективной мускулатуре. На их боках до плеч не было шерсти, и только вдоль спины тянулся гребень щетины, начинавшийся у гривы, которая свисала с нижней челюсти и облегала шею. Пара бивней вертикально выступала из складок длинной сужающейся морды и резко изгибалась ко лбу. Эти бивни никогда не прекращали расти, и у диких варваров пожилого возраста впивались в череп. Разумным отбором удалось добиться того, чтобы бивни загибались ближе к наезднику. Они назывались свинодергами, и за них можно было ухватиться и в крайних обстоятельствах направить голову свина. Но поскольку даже одомашненный варвар сопротивлялся подобному обращению, наездник должен был обладать немалой силой. Из людей, конечно, мало кто был на это способен, так что они оставались привязаны к своим драгоценным лошадям. Хиляки на лошатах, как часто говаривал Певчий.