— Христо, выручай, мы в ловушке, нам не уйти от катера. Поймают — всем каторга!
— Капитан, принимай шлюпку, двух матросов вниз — пусть вяжут всех, кто спустится вниз. Нам нужен живой старший досмотровой команды.
Христо раздал револьверы двум оставшимся на палубе матросам и сказал стрелять только по его команде. Мне он велел вести переговоры о том, что мы мирные купцы и предлагать отпустить нас за пару штук сукна, которые велел выбросить из трюма наверх, на палубу. Сам он взял винтовку и залег с ней на юте шхуны, улучив момент, когда луч прожектора ушел в сторону берега (видимо, турки беспокоились о том, как бы не «проспать» нападение с той стороны). Подошла шлюпка с толстым унтером и двумя солдатами в таможенной или жандармской форме, но, во всяком случае, не матросов. Четверо матросов остались в шлюпке на веслах, а трое таможенников полезли наверх по веревочному трапу, сброшенному с борта капитаном. Я посмотрел на толщину фальшборта шхуны — сантиметров пять-шесть, такое препятствие пробьет и винтовочная пуля, не говоря уже о двухдюймовом снаряде в упор. Когда унтер с солдатами появились на палубе мы низко поклонились, а я, стянув шляпу и прижав ее к груди (Ну прямо Кот в Сапогах из «Шрека» — кто такой «кот» я знаю, а вот кто или что этот «Шрек» — увы, не помню), угодливо улыбаясь унтеру, завел по-французски шарманку о том, что «сами мы не местные, заплутались, а так, идем с грузом ткани в Пирей».
— А что вы делаете у турецкой территории (Ларисса — турецкая территория?!) и кому подавали сигналы? — рявкнул унтер на ужасном французском.
— Мы увидели лодки, эффенди[4] и капитан дал знак, вдруг они подплывут и скажут, где мы находимся. Мы идем под флагом Двуединой Австро-Венгерской монархии и не являемся греческим судном, хотя судя по координатам, до Турции здесь далеко.
— Здесь нечего делать ни грекам, ни судам других стран, так как по прошлогоднему соглашению Ларисса и прилегающие окрестности объявлены турецкой территорией[5], а вы находитесь всего в миле от берега. Поэтому я произведу досмотр, — заявил унтер.
— Может быть, вас устроит отменное сукно для мундиров доблестной турецкой армии, — я показал на штуку сукна у меня под ногами.
Унтер развернул сукно и потер его между пальцами, потом мотнул головой.
— Вот это — лучше качеством, офицерское, — я подвинул второй сверток.
Унтер развернул и его, на лице его отразился интерес к поживе, но потом он сообразил, что в случае задержания шхуны несколько штук сукна точно перейдут на борт катера, а если в трюме есть что-то более интересное, о чем сообщали осведомители из числа повстанцев, то тогда ждет и официальная награда.