— Слушай, Гастон, — обратился тот рабочий, что разлегся в телеге к возчику, — видать, не принял аббат нового послушника. Видать, тот ему на исповеди такого рассказал, что у того волосы дыбом вокруг тонзуры встали.
— Ну и что, пусть даже он — убийца, господь прощает раскаявшихся грешников, вон сколько примеров в писании про раскаявшихся разбойников! — ответил ему возчик. — Нет, здесь что-то другое. Давай лучше поедем, не дай бог жандармы к нам привяжутся!
— А что тут такого, ну, подвезли путника до монастыря, собственно, так оно и было — нам же его передали на дороге.
На следующий день уже другая телега и две женщины вместе с возницей подвезли известную нам особу — Елизавету Агееву, в девичестве Степанову, к стоящему на горе женскому францисканскому монастырю. Кругом были чисто убранные послушницами-францисканками поля, стройными рядами росли фруктовые деревья. Облетевшую с них листву дети из приюта при монастыре сгребали в большие кучи. Процедура приема новой послушницы повторилась, но на этот раз никакой тюремной кареты не было.
Через два дня в местном трактире двое крестьян беседовали за стаканчиком вина о новой послушнице. Один из собутыльников работал каменщиком в монастыре, а его сестра бала там монахиней.
— Сестра сказала, что новая послушница сделала большой вклад в казну монастыря — сто тысяч франков, с тем, чтобы ее туда приняли и возьмут в приют ее умственно отсталую дочь, ну, у нас там половина детей такие — «дети воскресенья», местность у нас винодельческая, пьющая. Аббатисе понравилась, что та — дипломированный врач, так как сестры-францисканки обязаны помогать страждущим. Так что новая послушница быстро примет постриг и будет работать в монастырском госпитале.
Собеседник кивнул и высыпал на стол горсть серебра, сказав, чтобы информатор поделился с теми, кто доставил будущую монахиню.
11 октября 1898 г., Санкт-Петербург.
Сегодня из «Ведомства императрицы Марии» привезли официально оформленные бумаги на владение в Ливадии домом и участком, за обедом я оповестил всех, что летом приглашаю всех пожить в Крыму, там же где мы и раньше жили — вдовствующая императрица подарила мне этот дом. Возможно, мы с Ваней туда вообще переберемся, хотя зимой там скучновато и погода бывает под стать Питерской — такая же гнусная.
— Пока не закончились мои тяжбы я, если не возражаете, поживу здесь, а как только получу пенсию и бумаги об отставке, могу и съехать, как скажете.
— Хозяин, — ответил Христо, — мой дом — ваш дом, а вам благодарен за все и все мое — ваше. Так что, живите сколько хотите, а за приглашение — спасибо, ближе к лету, наверно и правда, переберемся в Крым, детям там лучше будет.