— Хосефина, послушай, я встречаюсь с Роке Гарсией…
— Я не про Гарсию, это все выдумки для отвода глаз. Я имею в виду Бернардо Отеро. Или, скажешь, он не из-за тебя развелся?
— Откуда такие сведения?
— От одного близкого человека. Она врать не будет.
— Кому близкого?
— Нам обеим… Тринидад, наша невестка, не из выдумщиц. А ей рассказала сестра Эсекьеля, твоего мужа.
Мое терпение лопнуло. Гораздо сильнее, чем это вот ханжеское «твоего мужа», меня задело, что родные с обеих сторон судачат за моей спиной. Будто взяли и втолкнули меня обратно в курятник, из которого я пыталась сбежать.
— Хосефина, слушай внимательно, я повторять не буду…
— Что ты злишься? Я же ни при чем…
— Помолчи! Выбирай — либо ты веришь мне, либо кому попало. Если хочешь, познакомлю тебя с Роке, можем о нем поговорить, если тебе интересно, но если ты не перестанешь…
— А зачем сестре Эсекьеля выдумывать?
— …говорить нам будет не о чем, — закончила я, не обращая внимания. — Можешь толковать о своем, я о своем.
— О тебе ведь заботятся.
— Странная забота.
— Ну, не злись на меня. — Сменила тактику, подлизывается. — Я просто хочу узнать правду. Как так может быть, что я не в курсе, почему ты от него ушла?
— Что сочту нужным рассказать, расскажу. Но не проси, чтобы выкладывала всю подноготную, а тем более чтобы подтверждала чужие сплетни.
Она уговорила меня увидеться и спокойно посидеть, поговорить. Приедет с ночевкой. Минус два спокойных дня. Скрыться не удалось, даже здесь меня достают любопытствующие. Именно «любопытствующие», во множественном числе, потому что объяснений требует не только сестра, но и мои родные, родные Эсекьеля и наши близкие знакомые… Наш «круг», которым я так дорожила и который теперь кажется мне никчемным и нелепым, словно детская игра «каравай» в исполнении взрослых. С другой стороны, пусть приезжает. Вернется в Сантьяго, став источником информации, и избавит меня от расспросов старшего брата, его жены и всех прочих, считающих, что имеют право узнать мотивы и обстоятельства из первых рук.
Мечты, мечты…
Реакцию родителей даже представить тошно. Мама потребовала бы, чтобы я возвращалась к Эсекьелю, и точка. В случае непокорности вела бы себя как главная пострадавшая — неприкаянно шаталась бы по дому или рыдала, запершись в комнате, пока не доложат, что непорядок устранен. Папа же, немногословный врач-дерматолог, равнодушный к чужим переживаниям, заботился бы в первую очередь о моем физическом здоровье, не вникая ни в какие опасные подробности. Однако обоих уже семь лет как нет в живых, — и сейчас оно, наверное, к лучшему. Восьмого марта 2001 года микроавтобус, везущий родителей из Кингстона в Очо-Риос на Ямайке, занесло на скользком от ливня горном серпантине.