— И что же такое случилось?
— Тебе знать не нужно.
— Если бы я тогда согласился прийти, невыносимый абсурд происходящего все равно заставил бы тебя бежать без оглядки.
— Я не видела ничего невыносимого и абсурдного. Иначе бы не предложила.
— Ты предложила, зная, что я откажусь.
Тогда в крохотной кафельной кладовой при офисе Микеля, с кофе и электрическим чайником, в окружении множества чистящих средств, мне казалось, что Бернардо сможет противостоять своей гордыне. Бернардо, свободный в мыслях и поступках, незашоренный, доверяющий жизни и готовый попробовать что-то нестандартное, мог бы согласиться на мое предложение. Мы разговаривали второпях, боясь, что нас кто-нибудь услышит, оба возбужденные: он — перспективой лечь со мной в постель, я — заняться любовью при Эсекьеле. Бернардо превратился для меня в единственную надежду вернуть секс в мой брак. Двигавший мной порыв сокрушал всякий стыд, до такой степени мне хотелось повторить случившееся у нас с Эсекьелем, только чтобы теперь Бернардо присутствовал во плоти. После того дивана мы с Эсекьелем еще занимались любовью и мастурбировали вдвоем, представляя Бернардо, и проговариваемое вслух с каждым разом делалось все реалистичнее, будто не было в этом ничего несусветного и все могло бы осуществиться, стоит только предложить.
В узкой и тесной каморке мы так ни о чем и не договорились. Чайник уже выпускал клубы пара, и аромат кофе смешивался с едкими запахами порошков. Мы шептались, склонившись друг к другу, как заговорщики. Бернардо, не поддаваясь на уговоры, то и дело порывался меня поцеловать. Но я хотела уломать его, заставить принять мои условия. Я описывала, как все будет происходить, как я отдамся ему с невиданной прежде свободой. Он ответил, что я спятила, а Эсекьель тем более, что мне нужно брать ноги в руки и спасаться, но я не слушала, продолжая гнуть свою линию в надежде, что он подчинится. Откуда только взялось у меня это безрассудство, этот эгоизм, эта наглость, с которой я собиралась использовать Бернардо, ни на секунду не задумываясь о его чувствах? Мной двигало не просто извращенное желание — мне казалось, что я спасаю свой брак. Позже я поняла, что на месте Бернардо мог быть кто угодно, нам просто требовался кто-то третий, возвращающий нам, как ни парадоксально, иллюзию утраченной близости.
— Нет, я не знала. Если бы ты отбросил гордыню и предвзятость, возможно, взглянул бы на это как на приключение.
— У меня такое чувство, что ты никогда не верила в мою любовь.
Я улыбаюсь этому всплеску романтизма. Самое время сменить направление и сойти с тропы эмоций и догадок, на которую мы ступили. Романтизм сковывает любые самые неуместные страсти твердой леденцовой коркой, превращая в безобидные карамельки.