Мы поселились в квартире на девятом этаже, снятой для нас университетским отделом размещения. Дом находился на углу Гроув-стрит и Седьмой авеню, с видом на Шеридан-сквер, недалеко от пересечения с Кристофер-стрит, в самом сердце района Виллидж, с его кирпичными фасадами. Зеленый треугольник парка не мешал обзору, и из наших окон открывался частичный вид на проспект, устремленный к югу острова Манхэттен. Синхронное перемигивание светофоров не переставало меня завораживать. По ночам, когда включался красный, вдоль проспекта протягивалось пять-шесть огненных лент, будто барьеров, разрываемых только струйками машин, вливавшихся с боковых улиц. Но стоило огненному зареву смениться волной зеленого, как светящиеся шары автомобильных фар обрушивались наполняющим городские артерии потоком. Так мы прожили десять месяцев — в размеренном чередовании движения и ожидания, шума и тишины.
Первый раз зеленый свет, приглашающий двинуться вперед, зажегся перед нами на вечере, организованном отделением испанской литературы. В аудитории напротив секретариата в половине шестого вечера нас встретил декан языкового факультета с супругой — оба седовласые, одетые как для коктейльной вечеринки на пляже. Задачей мероприятия было перезнакомить между собой новичков отделения — восемь приглашенных преподавателей и четырнадцать аспирантов, все со своими половинами.
Погода стояла жаркая, душная — просто погибель для любого, кто привык к средиземноморскому климату, тем более после неожиданно холодной предыдущей недели, окрылившей меня надеждой, что невыносимо знойное лето наконец закончилось. Некоторые из приглашенных мужчин даже не удосужились сменить шорты на брюки, и больше половины дам явились в вылинявших платьях и без укладки. Эсекьель мне уже рассказал об этой недоделанной вариации стиля «латиноамериканский активист», преобладавшей над «европейским социалистом».
Один из гостей, помнится, решил польстить мне, назвав «латиной», — но вызвал лишь усмешку (знал бы он, как родители кичились своим «чистокровно европейским» происхождением). Я вырядилась в черное приталенное платье до колена, с круглым вырезом и открытыми плечами, прикупив к нему накануне кожаные босоножки и сумочку, которая теперь выглядела верхом легкомыслия, — остальные дамы плюхали на парту набитые портфели и ноутбуки, сгибались под тяжестью папочно-книжных кип или явились вообще без ничего. Неухоженность цвела буйным цветом — начиная с небритых подмышек у женщин и заканчивая нестрижеными бородами у мужчин. В качестве напитков предлагались фруктовый сок с невыносимым химическим привкусом, вода и безалкогольное пиво, в качестве угощения — начос с острым соусом. По-домашнему и без церемоний.