Бывали ночи, когда мне приходилось будить его, чтобы он перелег на кровать в кабинете. Однако я не догадывалась, насколько все плохо, пока не застала его спящим на клавиатуре перед экраном с застывшей на паузе грудастой блондинкой, между ног которой нацелился темнокожий член. Я остолбенела, увидев Эсекьеля таким — измученным, бессильным перед своим желанием. На известие, что я опять завела любовника, он отреагировал равнодушно — так же, как на сообщение о Бернардо в свое время. Призналась я в ответ на его вопрос, не думала ли я продолжить поиски третьего. Он спрашивал сочувственно, будто поиски требовались одной мне. Его неприкрытой снисходительности, его развязного равнодушного тона мне хватило, чтобы, взвившись, выпалить, что я уже два месяца встречаюсь с любовником и в «третьих» больше не нуждаюсь.
На этот раз в отличие от признания насчет Бернардо обошлось без угрызений совести. После наших авантюр у меня рухнули все представления о приличиях, и эксгибиционистские фантазии потеряли свою завораживающую власть. Эсекьель попытался воспользоваться новым поворотом событий, применив в постели трюк с Бернардо. И снова я отреагировала неожиданно. Я не хотела, чтобы на секс нас вдохновлял Роке, возбуждать Эсекьеля должна была только я, я сама и никто другой.
Меня тянула к Роке прежде всего уверенность, что в постели мы с ним одни, с нами нет посторонних ни в комнате, ни в воображении. Мы встречались в тишине. Мне уже не нужно было, занимаясь сексом с другим, представлять возбуждение Эсекьеля. Столько лет жаждать почувствовать себя живой и наконец, после всех этих «третьих», добиться своего. Но теперь этого было мало. Вуайеристский пыл Эсекьеля никогда не пробуждал во мне ответного желания. Я перестала нуждаться в нем как в наставнике, перестала бояться, что меня поглотит бездна.
Первые две недели моего бегства от Роке Эсекьель жил здесь со мной. Я рассказала ему о разрыве. Мы попытались восстановить прежний безмятежный распорядок дня с прогулками по саду и лощине. Он бросил пить, по утрам просыпался бодрым, по вечерам читал и прилежно писал статьи. Начался период зимних ливней — здесь это настоящее бедствие, дождь хлещет сильнее, чем в Сантьяго, а с моря налетает ничем не сдерживаемый ветер. Дом скрипит при каждом порыве, струи дождя лупят по стеклам, деревья гнутся, замирая в таком же страхе, как мы перед ураганным ревом. Я почти в экстазе, как всегда упоенная своим «островком безопасности» посреди разгула стихии. Мы сидим у огня. Читать, когда кругом творится такое, невозможно, в дымоходе завывает ветер. Мы прижимаемся друг к другу, и мне кажется, что у нас все еще впереди. Мы оберегаем друг друга, прогоняем страхи, окружаем заботой, которую не могут дать нам родные, и поэтому мы вместе. К нам возвращается желание заняться любовью, но не получается. Мы просто целуемся, долго, больше получаса, пока не засыпаем.