— Да, да, конечно, слыхал. Как же! Помню! Говорили. Все хотел познакомиться. Искал случая…
Я невольно улыбнулся у себя в комнате. Начальнику контрразведки, видно, было стыдно остаться в дураках и сознаться, что он не знает о прибытии в город сына султана, хотя, быть может, и побочного или незаконного, кто их там разберет!..
Я решил оставить их в круглых дураках и окончательно забить им баки.
Сейчас ужин. Мгновение… и от слухового аппарата не осталось никаких следов. Все было замаскировано. Я лежал на диване и читал книгу…
В комнату постучались. Раздался голос француза:
— Простите, князь. К вам можно?
— Будьте любезны! Входите! Дверь не заперта.
Француз вошел в комнату.
— Не хотите ли поужинать вместе, князь? У меня гость…
— А я немного задремал. С удовольствием! Я сейчас, только освежу лицо одеколоном.
Я взялся за флакон. Француз вышел и столовую…
— Вы, мсье, так блестяще организовали дело в смысле помощи моей работе по контрразведке, что я уверен, что проклятый Лисичкин не вывернется из моих рук, если только осмелится появиться где-нибудь в сфере моей контрразведки…
Я стоял в дверях столовой и, окинув взглядом комнату и присутствующих, внимательно стал смотреть на ротмистра.
Прошло несколько секунд немой сцены. Я не сводил с ротмистра глаз и, радостно улыбаясь, шел к нему, раскрыв свои руки, как для объятий…
Француз смотрел на нас, вылупив глаза, а ротмистр сделал совершенно дурацкую морду…
— Дорогой друг! — заговорил я по-турецки, затем перешел на французский. — Какими судьбами? Ты здесь? Давно? Ну, — поцелуемся!
Я сделал ротмистру полное «турецкое» приветствие, и, будучи уверен, что ни один из них в жизни не видал никаких турецко-мусульманских приветствий, не стеснял своей фантазии в этом направлении.
Только подойдя к нему вплотную и прикоснувшись к нему, я сказал по-французски же:
— Неужели я ошибся? Какое поразительное сходство! Но, очевидно, вам незнакомы черты моего лица? Значит, и я тоже не имел чести быть знакомым с вами раньше? Но я клянусь бородой Аллаха и всеми гуриями Магометова рая, что вы похожи на моего друга шейха Уль-Расида, сына султана Мароккского, как одно и то же лицо. Мы с ним охотились в Белуджистане…
Ротмистр, очевидно, хотя и совершенно не понимал смысла моих слов, но делал чрезвычайно сладкую улыбку. Выражение его хари стоит у меня перед глазами и до сих пор, когда я пишу эти строки.
Снова несколько мгновений паузы…
Прервал ее француз:
— Князь, очевидно, принял вас за своего хорошего близкого друга, — по-русски сказал он ротмистру, а затем, уже обращаясь ко мне, по-французски спросил меня, могу ли я говорить с ротмистром на его родном языке.