— Служил, но очень давно, — нехотя ответил барон Вильгельм.
Астрид с удивлением посмотрела на него.
— Я думаю, вы проходили специальную подготовку и оттачивали ее на войне. Я прав?
Барон помолчал и сказал:
— Я начинал службу в 1934-м в звании лейтенанта. Вермахт. Пехота. Потом был замечен командованием и отправлен сначала на одни курсы, потом другие. Везде с отличием. В итоге я принял командование подразделением специального назначения. Рота. Мы были универсалами. Действовали и в горах, и в лесу, и в песках Африки, и на равнинах. Использовали нас и как штурмовое подразделение, так и диверсионное в глубоком тылу врага. Я участвовал во многих войнах, больших и малых. Вышел в отставку в декабре 40-го. Майором. В моем подразделении проходил службу Отто Скорцени, тогда он не был так знаменит. Просто унтер, хотя и способный.
— А почему вы ушли в отставку? — спросила Астрид.
— В ноябре 40-го мое подразделение дислоцировалось недалеко от одного концентрационного лагеря в Польше. И было рекомендовано отрабатывать навыки уничтожения противника на заключённых этого лагеря. Я прибыл туда для согласования тренировок с руководством лагеря, и они для меня провели экскурсию. Эти несколько часов я буду помнить всегда. Мне до сих пор снятся кошмары. Именно тогда я понял, что сражаюсь на стороне Зла. Я солдат и много раз убивал, но уничтожал врагов Германии! Я воевал против солдат! А то, что творили эти… Они получали удовольствие от того, что делали и с гордостью носили черную форму СС. Я подал в отставку и как меня не уговаривали, и не угрожали мне, я больше не желал воевать под знаменами Рейха. Поэтому я ненавижу войну! Что касается специального парализующего удара, то я им владею в совершенстве.
— Понятно, почему вы хотели уничтожить бумаги в библиотеке, — сказал инспектор, — когда крались за ними ночью.
— Я смотрю не только у меня интересное прошлое, — усмехнулся Труа, — примерно что-то в этом духе я и предполагал. Поэтому я Вас и подозревал. Но я не смог понять мотива и после того как мы сидели и рассуждали о возможностях каждого убить, я понял, что вы не имеете к этому отношения. Вы находились на кухне, оказывали помощь людям и не могли убить Петермана! Вообще, отравление прислуги, смерть Отто фон Гальбаха и Клауса Петермана, не связаны с убийством профессора Шульца. Это совершенно разные мотивы!
— Как это понимать? — удивился инспектор.
— Простите, я на много забегаю вперед. Без прошлого не понять событий в замке. История долгая, фактов для осмысления много, но без них нельзя.
До войны, до оккупации Франции в июне 1940-го года я был булочником. Да-да, пекарем. До сих пор вспоминаю аромат утреннего свежего хлеба. От одежды всегда веяло ванилью. Детям на улице нравилось. Вкусный аромат, — модельер мечтательно задумался о прошлом. Светлые воспоминания разгладили его лицо, на нем появилась улыбка, очнувшись модельер продолжил, — потом все изменилось. Моя любимая Франция, страна винограда, легкого вина и красивых женщин стала другой. Она словно укуталась в ночь, тьма опустилась на нее. Стали происходить изменения. Не спеша, не торопясь. Сначала исчезли светлые улыбки, потом на улицах появились люди в странной одежде, у них была пришита шестиконечная звезда, а в глазах появилась обреченность. Потом стали исчезать люди, не только евреи, нет и французы тоже. Происходили облавы среди бела дня, людей хватали и увозили, больше они не возвращались. В конце июня я услышал по радио обращение генерала Де Голя ко всем свободным французам. Его речь вдохновила меня. Так я попал в Сопротивление. Позже меня направили в один лагерь, где тренировали для городской партизанской войны. Не буду утомлять Вас, чему нас учили, но уже спустя три месяца на меня возлагали большие надежды. А потом произошла судьбоносная встреча. Я познакомился с Шарлем лично. Мы долго общались, и он предложил и убедил меня стать Палачом. Я должен был показательно казнить французов, которые, по мнению Сопротивления, предали родину и активно сотрудничали с оккупационным режимом, и немцев, обычно это были люди, которые принесли страдания народу и Франции. Цели выбирало руководство Сопротивления. Иногда в дополнение казнил целыми семьями. Но всегда показательно и с особой жестокостью к обвиняемым. Именно при этих обстоятельствах я научился, в том числе, и этому необычному приему, инспектор. Часто нужно было захватить жертву живой, для этого и применялся парализующий удар, — Труа посмотрел на инспектора.