Полицейский молчал и внимательно смотрел на француза, многие были в шоковом состоянии от этой истории, особенно девушки. Грета слушала, но не могла принять всего этого.
— Что касается моего отношения к немцам. По своей работе Палачом я не разделял людей по национальностям. Только, виновен или нет. Да, я тщательно изучал будущую жертву. Всегда узнавал, за что он был приговорен. И поверьте, все эти люди заслужили страшную смерть! У меня особое отношение к немцам, но только к тем, которые служили в СС. Я казнил их, не жалея. Все задания были направлены на высший офицерский состав СС во Франции. Теперь перейдем к истории, что привела меня сюда. Весной сорок четвертого года я получил задание казнить одного человека. Немца. Сложность была в том, что никто не знал имени, и не видел его в лицо. Он работал в концлагере Нацвейлер-Штрутгоф, недалеко от французской деревушки Нацвейлер в Эльзасе. От чего лагерь и получил свое название. Это в пятидести километрах от Страсбурга. Вообще-то это была целая сеть лагерей смерти. Но главный находился там. Мне поручили казнить человека, который долгое время занимался опытами над людьми в медицинских целях и…
— Ложь! — закричала Астрид, — это все неправда, что пишут в газетах. А гнусный процесс в Нюрнберге, это унижение побежденных немцев. Не могли люди такое сделать.
— Это всего лишь маленькая правда. Люди не хотят знать, что было. Полная вседозволенность породила среди немцев чудовищ и психопатов.
— Вы сами чудовище! Человек, который спокойно рассказывает о том, что он палач, не может называться человеком, — Астрид была в ярости.
— Когда идет война, многие вещи становятся обыденными. О понятиях Добра и Зла хорошо рассуждать в теплой комнате с камином, раскуривая сигару и наслаждаясь коньяком. А тогда все было по-другому. Это вечный спор, сейчас не об этом. Можно принимать мои действия или с яростью отвергать. Можно постараться понять мои чувства, которые двигали мной, а можно осыпать проклятиями. Я не могу изменить прошлое. Так вот, этот человек убивал людей, ставил над ними медицинские опыты, он разрабатывал для гестапо методы убийства людей. Он классифицировал всё по мукам, которые получала жертва, по времени до смерти и все это для гестапо и СС. Он подчинялся лично Гимлеру. Жертвами были не только евреи, но и немцы, французы, русские, поляки, англичане. Десятки тысяч людей. Это была фабрика пыток и смерти. В нашей разработке он проходил под именем Призрак. Поэтому я и спросил о наличии привидения в замке, хотел посмотреть на реакцию барона Вильгельма, — отвлекся ненадолго модельер, — И когда все было готово для захвата, операция провалилась. Нет, она прошла нормально, но в машине его не было! За несколько часов до захвата, Призрака вызвал в Берлин сам Гимлер. Лето сорок четвертого. Ему понадобился художник пыток, лучший специалист для заговорщиков, которые покушались на фюрера. Именно от его рук погиб барон Генрих фон Тодлебен! По мнению Гимлера заговорщики должны были умереть в страшных муках. Он проработал в тюрьме Плётцензее до конца зимы сорок пятого. Я слышал, что сам адмирал Канарис, покончил с собой, лишь бы не попасть к нему в руки.